Целое лето - [50]

Это была девочка в грязном рваном платье и сама грязная до невозможности — будто бы выбралась из-под земли. Длинные сальные волосы свисали на лицо. Она стояла совершенно неподвижно, но в её позе ощущалось страшное напряжение.

— Ты кто? — спросил я.

— Са… ша… — сказала она.

Я вдруг узнал её, хотя до этого видел только раз, и то на фотографиях. Это была дочка Адмирала. Он показывал мне эти фотографии давно, как только мы оказались взаперти. Что с ней случилось, никто не мог сказать.

— Саша, — сказал я. — А где отец?

Она подняла голову и отвела волосы с глаз. То, что я увидел, было непонятно, но настолько страшно, что я проснулся — хотя какое-то время был уверен, что умер. Сердце колотилось как безумное. Я встал, как мог, и поплёлся на кухню — в холодильнике была бутылка вина. За окном колыхались предутренние сумерки. Я достал бутылку, сделал несколько глотков. И только потом увидел, что дверь в комнату Адмирала распахнута…

На пороге лежала кукла. Старая замусоленная кукла.

Часть четвёртая Школота как она есть

1.

«На карте город Элиста напоминает тень глиста. На карте город Волгоград длиннее Элисты стократ…» Не помню, чьё. Какой-то литературный хулиган. Но если продолжать, хотя бы и не в рифму, а по существу, то на карте город Тугарин будет размером с яйцо этого самого глиста. Хорошо, с два яйца — потому что неформально он делился на две части: центральную и заводскую. К центральной примыкала ещё Академическая улица, а к заводской — микрорайон (без имени и номера) и два хутора. Кроме Академической, всё пишется с маленьких букв, потому что это не названия, а неофициальные обозначения. Правда, границы между очень чёткие. И вот как раз по обе стороны границы между центральной и заводской частями стояли две самых больших в городе школы. Наверное, чтобы ученикам было с кем подраться, не изобретая поводов.

Надо же подрастающему поколению хоть как-то готовиться к труду и обороне.

«Заводская» школа имела номер семь и была раза в два — два с половиной больше, чем «центральная» гимназия. Но гимназистов это никогда не смущало. Хотя соваться за перекрёсток Ватутина и Мира — в сторону Продольной и Тракторной — мало кто из них рисковал в одиночестве или хотя бы в маленькой компании.

Равно как и семёрошным нечего было делать на Пионерской или Звёздной.

Впрочем, девушек этот запрет не касался. Тем более что по каким-то причинам после шестого-седьмого класса многих из них переводили из одной школы в другую. Парней практически не переводили, а девушек — в заметных количествах. Никто не знал, почему.

Так в одном седьмом классе гимназии оказались Стася Алябьева (именно Стася, а не Настя, а уж почему — это одной ей известно) — «коренная гимназистка», практически сирота при живых продвинутых интеллигентных родителях, — и Аня Сильвестрова, полная пролетарка, родители пьют, брата убили… в общем, чернуха. Однако же девочки вдруг вцепились друг в дружку и не отпускали захват до сих пор, и не дай бог было какому-то дураку сказать сальность… Кто-то пробовал, ну и кто вспомнит его имя?

Надо, конечно, сказать спасибо и физруку Валерию Михайловичу, который — кровь из носа — вёл городскую биатлонную секцию. Зимой на лыжах, летом на лыжероллерах. В секцию ходило человек сорок ребят и девушек, и половина из них имели юношеские разряды, человек пять — вторые и третьи взрослые, а Стася с Аней были реальными кэмээсами и вообще надеждой Тугарина, можно сказать, — и если к сочинской Олимпиаде они не успевали по объективным причинам, то на следующей просто обязаны были добыть для родного города золото и серебро. Ну, или два золота… или четыре…

Аня лучше бегала, Стася лучше стреляла. А чего не стрелять, если дома имеется и неплохая пневматика — «мурка» и «диана», и две, в общем-то, нелегальных мелкашки «Би-7», которые Стася, не будучи полной дурой, тщательно таила от друзей и знакомых, полагая, что в этой жизни всё может пригодиться; винтовки когда-то по-тихому заныкал её отец, довольно известный в молодости спортсмен. Единственная, кто знал о их наличии, была Аня — поскольку доставала для них патроны.

Патроны она доставала у Артура.

Артур был другом детства её старшего брата Вити. Очень похоже, что с Артуром у Виктора были какие-то совместные дела в конце «славных девяностых», когда чего только не делалось. Обстоятельства смерти Вити так и остались туманны, его убили то ли менты-оборотни, то ли наркодельцы. Аня полагала, что имел место и какой-то косяк со стороны Артура, потому что такой сильный и длительный комплекс вины не может не иметь за собой косяка. Но ничего доискиваться она не стала — может быть, потому, что в Артура по младости лет влюбилась беспамятно, а он этой любовью не воспользовался, оставшись старшим и мудрым опекуном, братом, хранителем. Кстати, именно он настоял на переходе Ани в гимназию…

Некоторое время третьей у них была Стелла Кибовская, правнучка академика Кибовского; он когда-то руководил проектом глубокой космической разведки, в рамках которого в Тугарине и построили радиотелескоп. После того, как проект накрылся медным тазом, характер академика сильно испортился — испортился до такой степени, что сын его, сам без пяти минут доктор физико-математических наук, так и остался в Тугарине — директором Дома пионеров; было здесь тогда такое гнездо прогресса; хорошим семейным якорем, конечно, стала его жена, главный инженер электросетей, прекрасная женщина; я их обоих хорошо знал. И вот их внучка… ну, внучка, да. Рыжая. С богатой личной жизнью. Какое-то время они походили втроём, три мушкетёрши, однако потом Стелла отдрейфовала в сторону, сохраняя с подругами, впрочем, нормальные отношения. Просто личная жизнь заела, бывает.