Целительное воздействие. Исцеление через присутствие - [26]
Доктор медицины Хёсли знает об этих «самых сокровенных бессознательных силах»: зимней ночью высоко в горах молодой роженице грозит смерть от ужасного кровотечения. «Кто-то искренне, от всего сердца обещает и желает отдать собственную жизнь, если это спасет женщину, сохранит ребенку мать. Случается чудо. Оно случается не благодаря его врачебному умению. Возможно, для этой женщины смертный час еще не настал. Или же это произошло потому, что некто своими самыми сокровенными бессознательными силами был готов заключить пакт со смертью?»[245]
Вспомним слова «знающего тайное имя Бога», Баал Шем Това, рабби Исраэля бен Элиэзера (1700–1760), которые, если перевести их на язык современных понятий, звучат примерно так: «Кто хочет молиться, желая быть услышанным, тот должен быть готов своей жизнью ответить перед Богом за испрашиваемое».
Я знаю: здесь физика продолжается в метафизике, а проблема научного плана поднимается на моральный уровень. Но вывод, который привел к этому переходу, на мой взгляд, настолько убедителен, что его можно считать рабочей гипотезой до тех пор, пока не будет доказано противоположное. Работа здесь заключается в обуздании более низкого «Я» (влечений) более высокой самостью (разумом).
Это метко выражает – принимая во внимание бывшее тогда в моде в его кругах учение о Махатмах (инд. – большая душа, сверхчеловек, мастер) – лидер теософов и оккультист Франц Гартман: «Кто научился делать различие между своим бессмертным “Я” и своей бренной личностью, тот нашел своего мастера. Тогда он – свой собственный мастер, а персона его – ученик, которого ему отдали на воспитание»[246].
Алхимия, подобно Гекате, имела три лика: у нее был аспект, имеющий отношение: 1) к метахимии и металлам; 2) к физиологии и макробиотике (нам еще предстоит его обсудить) и 3) к спиритизму и морали. В терминологии спиритуалистической алхимии немецкого Средневековья – противоположности индийской йоги – категорический императив гласит: «Превратитесь в живые философские камни!»[247] Иначе говоря: сами станьте lapis philosophorum (лат. – камнем мудрецов), который как панацея (греч. – всеисцеляющее средство) своим сверхсовершенством воздействует на ближних на всех трех уровнях: исцеляя, нравственно возвышая, умиротворяя.
Эта же мысль, пожалуй, выражена и в песне «Силезского соловья», первоначально близкого к розенкрейцерам, Ангелуса Силезиуса (III, с. 18):
Не соответствует ли такая рабочая гипотеза (необыкновенные способности связаны с необыкновенными моральными качествами) моральному мировому порядку?
Можно ли вообще здесь говорить о гипотезе, если «религиозный опыт в его многообразии»[248] все-таки учит, что подобные «дары Бога» (греч. – харизмы; инд. – сиддхи) являются вехами внутреннего развития – но ни в коем случае не самоцелью! – на пути к святости? В краткой абстракции эта идея изложена в «Памятных изречениях йоги-патанджайи»[249].
Эту главную мысль настоящей работы я высказал еще четверть века назад в трактате «Алхимия». В самом конце там говорится: «Уже сама по себе близость “помазанного”, вступление в его ауру действует благотворно. Врач стал лекарством, он воздействует одним только своим присутствием. Через освящение к исцелению; спаситель» (Das Dritte Auge? Клагенфурт, 1934).
Од и телепатия объясняют не все феномены
В ряде случаев трех ранее перечисленных видов воздействия (одического, телепатического, смешанного одического и телепатического) недостаточно для объяснения эффекта, вызванного одним только присутствием человека!
Их недостаточно и для разгадки самого обыденного феномена возникновения симпатии или антипатии при первом знакомстве, пресловутого первого впечатления. Оно, как правило, не сопровождается побочным одическим действием (притоком энергии, заимствованием энергии), которое с самого начала должно вызвать у нас приятие или отторжение воздействующих на нас людей.
Обоснование телепатией также опровергается, если, как это часто бывает, при этом первом знакомстве у нас появляется неприязнь, хотя есть все основания предполагать, что наш визави хочет оставаться по отношению к нам по меньшей мере нейтральным. Обычно же он даже стремится произвести на нас хорошее впечатление, владеть собой, заботиться о своем положительном имидже, т. е. его жесты, мимика, слова преследуют определенную цель и им осознаются.
Но не это его очевидное стремление попадает на почву нашей души, а нас трогает нечто совершенно иное – поперечный разрез его существа, о чем я уже говорил в самом начале моих рассуждений.
Как появляется такая ясность, каким образом преднамеренно выставленное напоказ заглушается тем, что находится на глубинном плане, – об этом пойдет речь в дальнейшем.
В 1911 г. Генрих Лоцкий (1859-1930) сказал про Мадлен Бавен из романа польского мистика-сатаниста Станислава Пршибышевского (1868-1927), что она «самой атмосферой, которая ее окружает, заносит в монастыри грех, оргию и шабаш»[250]. С другой стороны, реальность показывает, что действительно существуют такие мощные передатчики сексуальности, к которым мужчины слетаются как мотыльки на свет (синий ангел!). Такое притяжение невозможно объяснить чисто одическим влиянием, а для чисто телепатического воздействия его интенсивность чересчур велика.
