Целительница - [18]

Записав рецепт в блокнот, Вера с тяжелым сердцем закрыла сайт и заглянула в почту напоследок. Как и думала, там висело письмо от Макса: «Верка, да что случилось?! Что за странные вопросы ты задаешь? И где ты вообще?» Отвечать на него не стала. В двух словах не расскажешь, а на подробности нет ни времени, ни желания. Возможно, как вернется, постарается все объяснить. И то вряд ли…

Самоделкин пыхтел над какой-то микросхемой, едва не дотрагиваясь до нее носом. Как он еще не припаял нос к ней? Вера поблагодарила за помощь, получила разрешение приходить в любое светлое время суток и отправилась восвояси.

На обратном пути зашла в магазин, вспомнив, что дома ни крошки, и появился дополнительный рот. В магазине ее ждало разочарование с примесью возмущения. На просьбу продать молоко, дородная продавщица округлила глаза и просветила, что такого отродясь не бывает, что молоко можно взять в любом дворе, где есть корова. Сахар у них продавался только пятидесяти килограммовыми мешками. А хлеб был таким черствым, что им убить можно.

— Что же у вас есть?! — возмутилась Вера, когда и в масле ей тоже отказали.

— Да все, что угодно. От гвоздей до свадебных уборов, — гордо обвела взглядом продавщица захламленное помещение.

Вера чуть не плакала, когда покидала универсам с двумя банками тушенки. Эдак она тут ноги протянет и до отъезда не доживет.

Поравнявшись с домом бабы Маши, она решила заглянуть в гости. Так захотелось простого человеческого тепла, чуточку сочувствия и доброго слова. Макс — чертов дурак. Когда ей так нужна его поддержка, он мелет всякую чушь под видом беспокойства. На самом деле ему плевать, где она и что с ней. А к кому ей еще обращаться? Не отцу же задавать такие вопросы. Вот уж кто точно не поймет или, чего доброго, решит, что у дочери с головой не все в порядке.

— А батюшки! Ты чего какая кислая? И губенки вон дрожат…

От сочувственного тона бабы Маши Вера горько расплакалась, сама от себя не ожидая. Вдруг почувствовала себя такой несчастной, да к тому же замерзла ужасно.

— А ну-ка, прекращай слезы лить! Раздевайся-ка, проходи… Рассказывай, чаво стряслось?

Баба Маша усадила ее за стол, взяла Верины руки в свои и заглянула в лицо. То ли искренняя доброта в усталых глазах женщины так подействовала, то ли истосковалась она по участию, только Вера, как на духу, выложила ей все. И про неудачи с издательствами рассказала, как ломится в наглухо закрытые двери почитай уже два года. Как из-за этого с личной жизнью полный бардак, а годы-то идут… Как единственный друг и соратник перестал ее понимать. Умолчала только о цели своего визита в деревню. Про такое сумасбродство стало просто стыдно рассказывать.

— А тут еще мужик припер с утра пораньше. Лечи меня, говорит, как бабка твоя всех лечила, — всхлипнула Вера, растирая слезы по лицу. — А какая я целительница?! Так, неудачница по жизни.

— А ну-ка, брось! Негоже наговаривать на себя! Боженька, он ведь, все слышит. — Баба Маша показала пальцем вверх, чем напомнила Антонину из сна. У Веры даже холодок пробежал по спине. — А услышит он и сделает по-твоему, что тогда говорить будешь? Не греши, девка! Не считаешь ты себя такой и слезы льешь тут напрасно.

Пристыдила, так пристыдила. Плакать сразу расхотелось. И чего это она нюни-то распустила? Совсем нервы расшатались. Сидит перед посторонним человеком и загружает своими проблемами. Да и не проблемы это для бабы Маши. Она, поди, и половины не поняла, из того, что Вера ей рассказала.

— Что за мужик-то приходил? Звать как?

— Да, откуда я знаю! Не представился он. Огромный такой, как медведь. Глаза еще такие светлые и кроткие, а ручищи, как кувалды.

— Кроткие говоришь? Уж не Михаил ли Сотников, муж Стешки? А чаво ему надобно-то? От какой напасти лечить требовал?

Вера почувствовала, как краснеет. Неловко стало обсуждать чужие интимные проблемы с посторонним человеком. Что если баба Маша окажется сплетницей и разнесет по селу пикантную новость, что Михаил Сотников импотент? Вера же себе потом не простит этого.

— Да, на спину жалуется. Думаю, радикулит его замучил? — соврала она.

— На спину? — баба Маша подозрительно прищурилась. — А жинка его бабам рассказывает, что в постели он бесполезный, как пустой боб. А тут еще спина… Вот же ж бедолага.

Ну и трепло же, баба его! Вера разозлилась. Мужик-то хороший, сразу видно. А жена его перед всем селом позорит. Да поди и дома запилила в хлам. Ничего удивительного, что он супружеский долг исполнять не может.

— Ну а ты ему что?

Перед Верой уже дымился чай, и обоняние будоражил запах разогретых пирожков.

— Выпроводила до вечера. Сказала, что мне нужно подумать.

— А вечером что делать станешь?

— Не знаю, — Вера снова приуныла.

— А не чувствуешь ты в себе того… силы какой, которой раньше не было?

— Баб Маш! Ну какая сила?!

Вера опять чуть не расплакалась. И она туда же! С ума они тут что ли все посходили?

— Ладно, ладно… не голоси, — замахала руками старушка. — Нет силы и ладно. Я просто подумала грешным делом, не перепало ли тебе что от родственницы.

Она категорически отказывалась даже говорить на эту тему с кем бы то ни было. Не то что пробовать себя на практике. От Михаила как-нибудь отвяжется. А там, три дня потерпеть и все закончится. Только вот что делать с договором с издательством? Стыд такой! Где только была ее голова, когда писала им письмо? Вера представила выражение лица Макса, когда он узнает, во что она умудрилась вляпаться. Уж точно не похвалит. Ладно если идиоткой после этого считать не станет. Но общаться с ней и дальше вряд ли захочет. Да и надо подумать, как изменить свою жизнь. Зациклилась она в последние годы — ходит по кругу и не может из колеи выскочить.