Carus, или Тот, кто дорог своим друзьям - [66]

Шрифт
Интервал

А. не было дома. Я поцеловал Э.


Пятница, 28 сентября.

Получил письмо от Коэна. Он приедет в Париж и пробудет здесь с 6-го по 9-е. Потом с 20-го по 23-е.

По своей инициативе, без наших просьб, неожиданно предложил нам сыграть в эти дни вчетвером.


Суббота. Пришел на улицу Бак.

В прихожей — темно-красные цветы, похожие на львиный зев.

К. уже был там. А. согласился отложить ненадолго свою работу. Карл пригласил нас поужинать с ним на неделе. Например, 3-го. Элизабет сказала, что не сможет. А. снова начал вспоминать события истекшего год, одновременно отчетливые и смутные. Разрозненные и безмолвные. Нереферентная точность. Каждый миг приносится некой силой — новой и вследствие этого совершенно неопределимой, непокорной, немыслимой. Не поддающейся никаким толкованиям. Силой, которая нам неподвластна, которую, за отсутствием знаков или лиц, нам не дано видеть. И от которой мы в ужасе поспешно открещиваемся. Карл добавил:

— Ямабэ-но Акахито[106] говорит: «Все вещи на свете прекрасны. Они так прекрасны оттого, что им суждено исчезнуть».


Воскресенье, 30 сентября. Звонила В.


Понедельник, 1 октября.

Около семи часов зашел Рекруа. Мы немного прогулялись перед тем, как пойти ужинать. Перешли речку, пересекли сад Тюильри.

Он заговорил о ссорах с Йерром, о своем курсе лекций, о дискуссиях с А…

— Эти игры, эти мелкие словесные баталии вполне плодотворны, — заявил он, — ибо они придают серьезность и важность тем сюжетам, которые абсолютно не способны быть таковыми.

Но и этого ему показалось мало.

— Мысль неотделима от слов, — продолжал он. — Отсюда вывод: мысль моральна. Она спешит уступить искушению развесить перед вами широкие пестрые занавеси, возвести стены, устроить зрелища, установить дистанцию между реальностью и телом. Она неизменно стремится отринуть то, что не в силах стерпеть. Есть люди, которые обожают исправлять. Бандиты, мыслители, министры пропаганды, мечтатели, пророки, влюбленные, священники. Они отвратительны — эти мастера на все руки!


Вторник, 2 октября.

Видел на улице белокурую девочку в темно-синем плаще. Она стояла у парадного. Ее глаза были закрыты, она тихонько раскачивалась из стороны в сторону, баюкая грязную куклу со стертым лицом и длинными волосами, ниспадающими почти до земли.


3 октября. А. зашел за мной около восьми часов, и мы пешком отправились в Пятый округ.

Карл был один. Марта не пожелала прийти.

Мы съели дораду, приготовленную на японский манер — слегка обугленной.

А. еще раз повторил — когда зашел разговор про М., — что любить нельзя. Нельзя разбивать себе сердце и голову, стремиться к бесполезной пытке. Нужно жить в мире с самим собой, утолять свое желание, не отягощая его абсолютно несбыточными химерами и не стараясь во что бы то ни стало добиться невозможного. Не посягать на свободу окружающих, не лелеять мечты о близости с ними, о безоглядной отдаче, не совершать жестокостей. <…> И самое лучшее, что можно сделать, — предпочесть любви дружбу.

На это Карл шутливо ответил японским стишком: «В речных стремнинах мелькают маленькие форели. Неужто поразительные новости перестали приходить?»


Четверг, 4 октября.

Йерр снова начал поносить Р.:

Тупица! Все его аргументы противоречат здравому смыслу!

Он страдал от мозоли на пятке и потому шагал медленно, с трудом. Но никак не мог угомониться.

— Нет, эта раса выродилась вконец! — бурчал он.

Мы свернули на улицу Королевы Кристины. Йерр принялся перечислять все известные ему химеры — здоровье, квадратуру круга, молчаливых женщин, нереальность смерти, фрукт пятого времени года. И завершил пословицей: «Все равно что пытаться разломить угря на колене».

Мы пересекли улицу Дофины, вошли в переулок Дофины. Й. все еще продолжал бормотать:

— Это выход для входа. Это лестница без ступеней. Это стремянка без перекладин. Это утренняя серенада вечером и ночная серенада на заре…


Пятница, 5 октября.

Зашел на улицу Бак. Мне открыла Элизабет. В углу прихожей — бессмертники, какие можно увидеть в Лизьё[107], с розовыми и золотисто-желтыми узенькими лепестками, похожими на чешуйки. Я сказал Элизабет, что она даже не представляет, как мне нравятся эти цветы; хорошо, что она их не выбросила, хотя они уже чуть поблекли, а оставила умирать естественной смертью, обращаться в прах, ссыхаясь и скрючиваясь в этом закутке. Э. ответила:

— Не могу заставить себя не любить увядающие цветы, и в этом, наверное, я слегка похожа на Коэна. Мне нравится, что они, уже почти мертвые, держатся прямо, как живые. И что они упорно сохраняют свой цвет, не блекнут, несмотря на скудное освещение и на то, что вода в кувшине давно испарилась. Более того, этот цвет еще излучает тепло и частичку былого великолепия!

— Как это верно! — прошептал я. — Это нечто вроде второго расцвета, когда они, иссушенные жаждой, утратившие все, вплоть до аромата и свежести, щедро открываются смерти и продолжают безмолвно сиять красотой в своем уединении, отрешившись от всего, кроме самих себя, и затмив себя прежних, тех, что родились из почек. Но и как те, прежние, они гордятся собою и своей стойкостью.

— Пока они отцветают, я их сохраняю, — сказала она. — И выбрасываю, только когда они начинают терять листья.


Еще от автора Паскаль Киньяр
Тайная жизнь

Паскаль Киньяр — блистательный французский прозаик, эссеист, переводчик, лауреат Гонкуровской премии. Каждую его книгу, начиная с нашумевшего эссе «Секс и страх», французские интеллектуалы воспринимают как откровение. Этому живому классику посвящают статьи и монографии, его творчество не раз становилось центральной темой международных симпозиумов. Книга Киньяра «Тайная жизнь» — это своеобразная сексуальная антропология, сотворенная мастером в волшебном пространстве между романом, эссе и медитацией.Впервые на русском языке!


Вилла «Амалия»

Паскаль Киньяр – один из крупнейших современных писателей, лауреат Гонкуровской премии (2002), блистательный стилист, человек, обладающий колоссальной эрудицией, знаток античной культуры, а также музыки эпохи барокко.После череды внушительных томов изысканной авторской эссеистики появление «Виллы „Амалия"», первого за последние семь лет романа Паскаля Киньяра, было радостно встречено французскими критиками. Эта книга сразу привлекла к себе читательское внимание, обогнав в продажах С. Кинга и М. Уэльбека.


Альбуций

 Эта книга возвращает из небытия литературное сокровище - сборник римских эротических романов, небезызвестных, но обреченных на долгое забвение по причинам морального, эстетического или воспитательного порядка. Это "Тысяча и одна ночь" римского общества времен диктатуры Цезаря и начала империи. Жизнь Гая Альбуция Сила - великого и наиболее оригинального романиста той эпохи - служит зеркалом жизни древнего Рима. Пятьдесят три сюжета. Эти жестокие, кровавые, сексуальные интриги, содержавшие вымышленные (но основанные на законах римской юриспруденции) судебные поединки, были предметом публичных чтений - декламаций; они весьма близки по духу к бессмертным диалогам Пьера Корнеля, к "черным" романам Донасьена де Сада или к объективистской поэзии Шарля Резникофф.


Все утра мира

Паскаль Киньяр – один из крупнейших современных европейских писателей, лауреат Гонкуровской премии (2003), блестящий стилист, человек, обладающий колоссальной эрудицией, знаток античной культуры и музыки эпохи барокко.В небольшой книге Киньяра "Все утра мира" (1991) темы любви, музыки, смерти даны в серебристом и печальном звучании старинной виолы да гамба, ведь герои повествования – композиторы Сент-Коломб и Марен Марс. По мотивам романа Ален Корно снял одноименный фильм с Жераром Депардье.


Американская оккупация

Coca-Cola, джинсы Levi’s, журналы Life, а еще молодость и джаз, джаз… Тихий городок на Луаре еще не успел отдохнуть от немцев, как пришли американцы. В середине XX века во Франции появились базы НАТО, и эта оккупация оказалась серьезным испытанием для двух юных сердец. Смогут ли они удержать друг друга в потоке блестящих оберток и заокеанских ритмов?Паскаль Киньяр (1948), один из крупнейших французских писателей современности, лауреат Гонкуровской премии, создал пронзительную и поэтичную историю о силе и хрупкости любви.


Записки на табличках Апронении Авиции

Паскаль Киньяр — один из наиболее значительных писателей современной Франции. Критики признают, что творчество этого прозаика, по праву увенчанного в 2002 году Гонкуровской премией, едва ли поддается привычной классификации. Для его образов, витающих в волшебном треугольнике между философским эссе, романом и высокой поэзией, не существует готовых выражений, слов привычного словаря.В конце IV века нашей эры пятидесятилетняя патрицианка, живущая в Риме, начинает вести дневник, точнее, нечто вроде ежедневника.


Рекомендуем почитать
Что мое, что твое

В этом романе рассказывается о жизни двух семей из Северной Каролины на протяжении более двадцати лет. Одна из героинь — мать-одиночка, другая растит троих дочерей и вынуждена ради их благополучия уйти от ненадежного, но любимого мужа к надежному, но нелюбимому. Детей мы видим сначала маленькими, потом — школьниками, которые на себе испытывают трудности, подстерегающие цветных детей в старшей школе, где основная масса учащихся — белые. Но и став взрослыми, они продолжают разбираться с травмами, полученными в детстве.


Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.


Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.