Царство женщин. Сердце Аризеля - [68]

― Давай разделимся и поищем, ― предложила подруга. ― А встретимся возле того здания с глазом.

― Я скажу Малке и Димбо, ― Арчи пошёл отрывать объездчицу от потехи, которое так быстро обнаружило её склонное к удовольствиям нутро.

В имперском городе дорога была везде мощёная, как и в Быстроречье. Передвигаться по ней оказалось легко и чем-то даже привычно. Миновав лавки, заполненные вонючей рыбой, за чью свежесть трудно было поручиться, ничем при этом не рискуя, я завернул за угол, оставляя порт позади. Просторная полупустая улица, посередине которой сидел согбенный старик в грязном тряпье, скрывающем лишь костлявое тело ниже пояса. Он маятником покачивался из стороны в сторону, бормоча:

― Я воевал под командованием величайшего из генералов. И почти дослужился до чёрного рыцаря, Богом клянусь, чтоб меня пожрали черви...

На расстеленном на мостовой дырявом платке валялось несколько медяков. Интересно, что на них можно было купить. Кусок хлеба?

В основном по дороге попадались жилые белокаменные здания, но между ними приютилась деревянная постройка, над входом в которую висело знатно поистрепавшееся чучело безголовой курицы. Изнутри доносился грохот и чей-то неразборчивый озлобленный крик.

Я решил проверить в чём там дело и толкнул дверь. Лишь короткое отмеренное мне мгновение, чтобы заметить летящую в голову стеклянную бутылку… я кувыркнулся в сторону, приземлившись на пол. Бутылка рассыпалась на осколки, обдав дверь лиловой жидкостью.

― Вам придётся за это заплатить! ― красный как помидор владелец таверны с проплешиной на голове, особенно забавной на фоне длинных спадающих на плечи волос, разбрызгивал слюни, горланя в лицо хладнокровной Адигоре.

В углу пропахшего алкогольными парами и свиным жиром помещения устроилась группа мужчин. Они валились на столы от хохота, наблюдая за развернувшейся сценой. Все длинноволосые, вооружённые, в одинаковых пластинчатых доспехах, похожих на солдатские.

Весельчаков внимательно разглядывала стоящая в стороне Ром, крепко держа при этом разъярённую Падве за предплечье. По лицу вспыльчивой стражницы стекала и капала на пол желтоватая жидкость.

― Что тут случилось? ― поинтересовался я, подойдя к той, что была сейчас в состоянии дать хладнокровное объяснение без лишних эмоциональных вспышек.

Оторвавшись от лицезрения солдат, Ром повернула голову, не выказав удивления от моего неожиданного появления:

― Мы осматривали порт, как вдруг Падве померещилось, что она увидела фигуру женщины, и мы поспешили за этим видением. Вошли в эту деревянную постройку, но оказалось, что это был всего лишь какой-то раб с кухни. Не успели сделать и шага, как Падве в лицо плеснули алкогольным напитком вон те воины странной наружности. К сожалению, ― Ром тяжело и обречённо вздохнула, ― Падве очень легко вывести из себя. Она схватилась за первую попавшуюся бутылку, но из-за того, что не видела кто именно облил её, замешкалась, и просто швырнула ту в сторону.

И как стражницы умудрились вляпаться в историю, едва покинув борт «Зари»? Конечно не было ничего странного в том, чтобы проверить возможную зацепку, а потом вернуться и сообщить обо всём остальным. Но, ради Предков, почему нельзя было отправить кого-нибудь за нами?

Выслушав Ром, я подошёл к хозяину таверны, безуспешно пытающемуся достучаться до непонимающей его Адигоры, и изобразил самую вежливую улыбку из своего скудного арсенала, постаравшись сделать тон предельно учтивым.

― Добрый господин, ― круглые воспалённые глаза мужчины выкатились на меня, а рот, наконец, захлопнулся, ― я и мои товарищи нездешние и едва ступили на берег. Неприятности нам ни к чему. Однако, уверен, что за бутылку стоило бы заплатить вот этим господам, ― я повёл рукой в сторону солдат. ― Нехорошо оскорблять незнакомцев, которые зашли немного выпить и отдохнуть.

Адигора посмотрела на меня недоуменно, всё-таки она ни слова не разумела, могла лишь реагировать на тон голоса. Может он показался ей слишком вежливым? Но, как и остальные, Адигора была вынуждена пассивно наблюдать за происходящим в моменты, когда не требовалось порубить кого-то на куски.

Солдаты взволновались.

― Ещё чего! Не выложу ни одного завалящегося медяка за бутылку, разбитую обрезком, ― заявил тот, что, видимо, и начал всю заварушку. Немолодой, с глубокими морщинами на лбу, но ещё и не старый мужчина заурядной наружности. Слишком уж задиристый для своего возраста. Значение последнего произнесённого им слова я не понял. Однако дружки оратора снова разразились дружным хохотом.

― Значит, правду говорят, что у солдат императорской армии нет чести, ― холодно и ровно заметил я вслух, не удержавшись и отчасти предвкушая неизбежный исход возникшего на пустом месте конфликта.

Смех оборвался, как вдруг упавшее наземь яблоко. Солдаты дружно повскакивали с мест. Испугавшись кровавой развязки, хозяин таверны поспешно укрылся за барной стойкой и прямо оттуда начал сыпать угрозами:

― Сейчас позову дозорного! Не смейте ломать мебель! Дозорный с вами разберётся! ― но слова его звучали неубедительно, может от того, что заглушались краем стойки, или потому что сам говорящий не спешил приводить в исполнение свои громкие речи.