Царство женщин. Сердце Аризеля - [23]

Солнце успело закатиться за горизонт. В пабе по углам и на столиках зажгли свечи. Начались танцы под барабанный бой и полупьяное пение посетительниц. Женщины веселились, беззастенчиво флиртуя друг с другом. Это вам не Быстроречье. Многое здесь выглядело гораздо проще. Некоторые курили и дым клубился под самым потолком. Смех и пустая болтовня смешались с музыкой. Под действием алкоголя я расслабился, но в отличие о Новжи не был так популярен, чтобы кто-то мог воспользоваться моим состоянием и увлечь на танцплощадку.

― Ты точь-в-точь как Золотка, только человек, ― болтала Димбо, глядя затуманенным взором на Новжу и придвигаясь к ней всё ближе. ― Хочу тебя поцеловать.

Она наклонилась к её губам, напоровшись на увесистую пощёчину. Новжа вскочила вне себя.

― Я иду спать, ― сообщила она мне сдержанно.

― Разве ты не искала приключений? ― недоумевала Димбо.

Новжа хмыкнула, и, развернувшись, широкими решительными шагами покинула паб.

― Всё-таки её коса така-а-а-ая длинная, ― мечтательно протянула Димбо, разваливаясь на столе и держась за покрасневшую щёку.

― Новжа предпочитает серьёзные отношения случайным связям, ― заметил я веско.

― А что насчёт тебя? ― с надеждой взглянула на меня Димбо. ― Я уже достаточна пьяна, чтобы обойтись и тобой.

Это прозвучало практически обидно. Поднявшись и захватив остатки вяленой конины, я удалился следом за подругой.

На улице перед пабом во всю горланили песни. Разыскивая конюшню, где мы должны были ночевать, я вконец заблудился и в итоге устроился в ближайшем стоге сена. Забывшись сном, грезил о себе и Новже переродившихся в лошадей и соревнующихся на скачках друг против друга.

Глава 4. Запятнанный мир

Тычок чем-то острым в бок стал моим утренним соловьём. Я дёрнулся, выпав из сена прямо на пыльную дорогу. Яркий солнечный свет полоснул по едва разлипшимся векам. Сквозь него я разглядел две фигуры в шляпах, возвышающиеся надо мной. Одна из них держала блестящие вилы.

― Готова поклясться, Добна, это уже шестнадцатая по счёту не добредшая до постели и заснувшая в твоём сене, ― женщина вытащила из кармана заострённый кусочек металла и стала что-то нацарапывать на ближайшем заборе.

В это время я медленно поднимался, отряхиваясь.

― Ты снова портишь мой забор? ― протянула та, кого назвали Добной, особо не возражая. ― И каждый раз так. Почему они не засыпают в сене Урадны? ― она указала пальцем на добротный стог на противоположной стороне просёлочной дороги. ― Он же ближе к пабу.

― В этом-то всё и дело, ― проговорила её знакомая, закончившая оставлять очередную отметину. ― Они бродят в поисках верного пути, а потом сдаются и выбирают, что под руку попадается, а не сразу планируют отключиться возле паба.

Добна досадливо покачала головой и снова погрузила вилы в хрустящее сено. На меня никто и внимания не обратил. Оставив двух подруг, я заковылял в сторону общественной конюшни. Головная боль сопровождала меня всю дорогу.

Ещё издали заметил Новжу, которая вовсе не торопилась разыскивать лучшую подругу, а болтала с Димбо. Я решил не подходить ближе, и как можно скорее забрался на телегу, свесив ноги вниз. Сигарка и Дымок стояли запряжённые, осталось лишь дождаться Вралеты и можно было отправляться в путь.

Махнув на прощанье рукой объездчице, Новжа вернулась к конюшне, а, заметив меня, поинтересовалась с улыбкой:

― Где ты была?

― Спала в стоге сена.

― Вот как. А я уж было подумала...

― Что?

― Ну, знаешь, ― она пожала плечами, ― что люди только не делают на пьяную голову.

― Точно. О чём ты разговаривала со вчерашней победительницей скачек?

― Ах, это, ― Новжа обернулась, коротко посмотрев вслед удаляющейся лёгкой походкой Димбо, а потом снова повернулась ко мне. ― Она извинилась за вчерашнее. Сказала, что не хотела меня обидеть и признаёт, что переборщила. Хотя для её мест флиртовать с тем, кто нравится ― дело обычное, но для лесных жительниц это не так, и она это понимает.

― Надо же, ― я приглаживал волосы, наткнувшись на пару соломинок, выдернул их из спутавшейся причёски.

― Она не такая уж и плохая, ― признала Новжа. ― Может мы бы могли подружиться, если бы решили остаться ещё на семь лун.

― Ты можешь остаться, если хочешь.

― Я хочу ехать вместе с тобой, ― с нажимом произнесла подруга и уселась рядом на краю телеги.

Из конюшни показалась Вралета с парой бурдюков с водой и кустиком какой-то травы. Траву она протянула мне:

― На, пожуй, я слышала вы вдоволь навеселились вчера.

― Благодарю.

От кислой на вкус и немного жгучей травы и, правда, полегчало. Телега покатила дальше, проезжая поселение насквозь. Нам оставалось лишь наблюдать за ленивой утренней суетой женщин, живущих лошадьми. Радушные и дружелюбные некоторые из них махали нам вслед своими шляпами или кричали:

― Возвращайтесь, белочки, непременно возвращайтесь!

― Белочки? ― скуксилась Новжа.

― Так здесь называют лесных жительниц, ― ответила Вралета.

― Я уже поняла. Как меня только не называли за эти два дня.

Я рассмеялся. Ещё непривыкший к собственному звонкому девичьему смеху, который звучал не так уж и часто, немного смутился.

Познакомившись с чем-то новым мы уже капельку изменились. Новжа всерьёз раздумывала, не состричь ли ей косу, чтобы больше никто не узнавал в ней лошадиные черты, но в итоге так ничего и не сделала.