Царство льда - [69]
Единственной медицинской проблемой Даненхауэра пока что оставалось раздражение левого глаза. У него, очевидно, развился конъюнктивит, из-за которого глаз щипало и жгло. Сначала доктор Эмблер не придал этому значения. Штурман так много работал за скудно освещенным столом, всматриваясь в морские карты, производя расчеты и проверяя показания приборов, что возникновение проблем со зрением казалось неизбежным. Строго говоря, пока корабль оставался во льдах, работы у штурмана почти не было, но Даненхауэр постоянно вел наблюдения, чтобы определить точное положение «Жаннетты», одновременно продвигаясь к решению более важных научных вопросов, стоящих перед экспедицией. По словам Делонга, Даненхауэр так много времени посвящал учебе, что «казалось, будто книги готовы сбежать вместе с ним». Все сходились во мнении, что штурману стоит сделать передышку и дать глазам отдохнуть.
Но через несколько недель состояние Даненхауэра ухудшилось. Боль стала такой сильной, что он лишился способности здраво рассуждать. Снова осмотрев его, доктор Эмблер заметил, что у него что-то не в порядке с радужкой. Она казалась воспаленной и «вялой» и приняла странный оттенок – более или менее похожий на цвет грязи. Из глаза сочилась вязкая жидкость.
В конце декабря Эмблер решил проверить всю медицинскую историю Даненхауэра. После длительных расспросов штурман признался, что однажды страдал от венерического заболевания, но полагал, что его вылечили. Доктор Эмблер сказал, что это не так, и поставил ему диагноз «сифилитический ирит». Это был довольно типичный симптом вторичного сифилиса. Сифилис был странной и коварной болезнью, которая проявлялась в бесконечных недугах тела и разума. Часто он маскировался под другую болезнь и делал это так успешно, что врачи даже назвали его великим имитатором. Эмблер уже видел и лечил сифилитический ирит. Этот недуг мог быть весьма серьезным. Даненхауэр вполне мог ослепнуть на левый глаз – ему надлежало быть исключительно осторожным или же полагаться на счастливый случай. Кроме того, оставалась вероятность, что ирит поразит и правый глаз.
Эмблер прописал Даненхауэру укол ртутного препарата в ягодицу – таким в то время было стандартное, пускай и сомнительное, лечение сифилиса, которое давало бесчисленные вредные побочные эффекты. Чтобы облегчить боль, Эмблер наложил на глаз больного компресс, пропитанный раствором опиума. Он также закапал в глаз Даненхауэру небольшую дозу атропина, чтобы расширить зрачок. Его план заключался в том, чтобы не позволять зрачку сужаться, не давая радужке коснуться хрусталика. Если же капли не помогут, Эмблер понимал, что придется оперировать и вынимать из глаза рубцовую ткань, пока радужка и хрусталик не слились в единый шрам.
По словам Эмблера, некоторое время глаз Даненхауэра не мог выносить никакой свет – даже пламя свечи и лунное сияние. Эмблер велел штурману носить затемненные снежные очки и тщательно закрывать проблемный глаз. Каюта Даненхауэра и так напоминала гробницу, но теперь окно полагалось завесить брезентом. Ему предписывалось прекратить любые навигационные и астрономические наблюдения. С этого дня Даненхауэр не должен был покидать своей пещеры.
Казалось, судовой врач приговорил его к неопределенному сроку одиночного заключения. Однако Эмблер пообещал Даненхауэру, что не скажет Делонгу о сифилисе, по крайней мере пока. Эмблер отчитался перед капитаном и сообщил ему, что Даненхауэру выписан больничный, поскольку у него «отказал» левый глаз. Не упоминая о венерическом заболевании, Эмблер проинформировал Делонга, что штурман может на один глаз ослепнуть.
Эти новости шокировали Делонга. Он очень переживал за своего друга и коллегу. «Теперь он отрезан от нашей жизни, – писал он, – и мы ничего не можем с этим поделать. Нам остается лишь время от времени навещать его и беседовать с ним в темноте. Однако он не теряет присутствия духа. Обладая сильной волей, он решил смириться с ситуацией и бороться с болезнью».
Рождественское утро было темным и мрачным. Завывал ветер, было так холодно, что стягивающие болты и металлические крепления по всему кораблю потрескивали в балках. Заснувшая в снегу собака за ночь так крепко примерзла ко льду, что ее пришлось откапывать лопатой. Провести измерения не получилось, поскольку линзы приборов не очищались от инея. Во внутренних помещениях корабля долго накапливавшийся конденсат осел на стенах, потолках, изголовьях коек и всех остальных поверхностях.
«Это самый тоскливый день моей жизни, – писал Делонг, – и он явно прошел в самой тоскливой части света». Тем рождественским утром он чувствовал, что праздновать ему нечего. Он не знал, что в ту самую неделю Военно-морское министерство в Вашингтоне повысило его в звании до капитан-лейтенанта. Подумав об Эмме и Сильвии и домашнем уюте, он с трудом заставил себя встать с кровати.
Настроение Делонга несколько поднялось, когда на корму поднялись несколько матросов, которые принесли с собой меню, тайком напечатанное на маленьком печатном станке «Жаннетты». Рождественский обед был назначен на три часа, а после него была обещана развлекательная программа. Когда Делонг прочитал роскошное меню, у него потекли слюнки.
