Царство льда - [67]

«Меня терзают опасения, что Франклин прав, – писал Делонг. – Лампы Эдисона совершенно бесполезны. Слишком много времени потеряно на попытки починить эту машину». Возможно, винить стоило Эдисона, но Делонг обратил свой гнев на Коллинза. Как бы то ни было, лампы, по словам Делонга, «отправились туда, где раки зимуют», то есть были брошены и забыты. Рассерженный, он велел Коллинзу упаковать их обратно в коробки и поставить в кладовую. Коллинз был подавлен. Его настроение было мрачнее черной Арктики.

Дни становились все короче и холоднее, света было все меньше. Солнце медленно уползало с полярного небосклона. 16 ноября оно скрылось совсем и не вернулось еще несколько месяцев. Приходилось довольствоваться спермацетовыми свечами и масляными светильниками. Вот вам и Томас Алва Эдисон со своей идеей «осветить Северный полюс».

Следующие семьдесят два дня «Жаннетта» пребывала в темноте.

Глава 21 Почти вечность

Не прошло и недели, как Делонг провозгласил лампы Эдисона «совершенно бесполезными», когда лаборатория изобретателя в Менло-Парке совершила исторический прорыв. Несколько месяцев Эдисон работал над лампой накаливания, которая должна была стать надежной и безопасной и давать постоянный мягкий свет, который бы не моргал и не затухал сам по себе. Фокус был в том, чтобы найти подходящий материал для крепкой нити накаливания. Он пробовал платину, углерод, деревянные щепки, хлопковые и льняные нити, даже леску. Но теперь он с гордостью рассказывал репортерам, что понял принцип нового устройства. Он был, по его заверениям, «так прост, что его понял бы и чистильщик сапог».

Вечером 21 октября 1879 года Эдисон экспериментировал с нитью накаливания, изготовленной из карбонизированного волокна. На небольшой платформе в его лаборатории стояла вакуумная лампа, накрывающая новую нить. Когда он подал ток, лампа, не мигая, горела целый час, затем два часа, затем три. Понаблюдав за непрерывным светом в течение чуть более сорока часов, Эдисон устал от эксперимента и принялся усиливать ток, пока нить наконец не зашипела и не оборвалась.

«Электрическая лампа доведена до совершенства», – сообщил он газете «Нью-Йорк таймс». Хотя это было не совсем точно, до появления лампы накаливания осталось совсем недолго – и она уже знаменовала собой огромный скачок вперед относительно системы дуговых ламп, которую Эдисон продал Делонгу. Его компания также существенно улучшила надежность динамо-машин: та модель, которую Эдисон предоставил экспедиции «Жаннетты», плохо работала у всех его покупателей, но после внесения изменений следующие поколения аппаратов оказались вполне надежными.

К началу ноября Эдисон подал заявку на патент для своей лампы накаливания и попробовал новую нить из карбонизированного бамбука. Она прекрасно горела более тысячи двухсот часов. К началу декабря Эдисон уже вовсю демонстрировал свое изобретение публике и принимал первые заказы. «Благодаря нам электричество станет таким дешевым, – сказал он, – что только богачи продолжат жечь свечи».

Наступала новая эра. Делонг не дождался ее всего несколько месяцев. Когда Беннетт спросил Эдисона, как долго будут гореть новые лампы, изобретатель ответил, пожевывая табак: «Почти вечность».

Глава 22 Невидимые руки

Примерно в то же время, когда исчезло солнце, лед снова задвигался. Шум был ужасен – сначала лед оглушительно трещал, раскалываясь на части, а затем трещал под его натиском корпус корабля. Ранним ноябрьским утром «Жаннетта» заходила ходуном. Делонга разбудили звуки «притирки и ломания льда». По его словам, «с ними не выдерживал сравнения ни один звук на суше. Они походили разве что на одновременно звучащие гром, визг, стон и грохот упавшего дома».

Капитан вышел на палубу, чтобы осмотреться по сторонам, и сравнил лед с «плавучим мрамором». Вскоре к нему присоединились остальные. Мелвиллу показалось, что сначала шум походил на «отдаленные артиллерийские залпы», но затем стал громче. «Гигантские льдины колыхались и двигались, словно под действием невидимых рук, и огромные осколки, сталкиваясь, пронзительно верещали кошмарную песню».

Даненхауэр счел, что лед «в большем хаосе, чем старое турецкое кладбище». Моряки в ужасе наблюдали, как крупные льдины «расталкивало, как игрушки», из-за чего корабль, по словам Ньюкомба, время от времени стонал, как «чудище в смертных муках». Шум был так страшен, что собаки заскулили, и Ньюкомбу их стоны показались «в высшей степени жуткими».

Затем лед начал сдавливать корабль – буквально душить его. На швах проступили капли сосновой смолы и дегтя. В какой-то момент палуба вздулась. Деревянные доски сильно выгнулись – Делонг даже ожидал, что они сломаются.

Несколько раз он готовился покинуть корабль. Припасы вынесли на палубу, шлюпки подготовили к спуску, сани нагрузили провизией на сорок дней. Делонг велел команде собрать рюкзаки и скатки и спать в одежде. Им не оставалось ничего иного, кроме как слушать – и ждать.

«Мы живем в ужасном ожидании, – написал Делонг. – Может, у теплого камина и тянет почитать о зимнем ледоставе, но на самом деле он так страшен, что человек от него может безвременно постареть. Кризис может случиться в любую секунду, но мы можем лишь каждое утро радоваться, что он не наступил ночью, а ночью радоваться, что он не настал в течение дня. Можно сказать, что мы живем на пороховом заводе и ждем взрыва».