Из последних сил Мерроу боролась с подступающими слезами. Ей не хотелось плакать перед Алексом. Она не позволит себе так унижаться перед ним! Она никогда не сможет сказать ему, что... любит его. Больше себя, больше своей работы, больше жизни! Она признается ему в любви, а он скажет в ответ: вот кончится наша совместная работа, и мы расстанемся.
Голос Алекса зазвучал близко и требовательно.
— Посмотри на меня, О'Коннелл.
— Не могу.
Кровать под ней стала слегка раскачиваться, когда он медленно, очень медленно вошел в нее.
— Алекс, прошу тебя... — Голое ее задрожал.
У нее путались мысли, но она понимала, что они в чем-то одинаковы. Она могла довести его до крайней степени наслаждения так же быстро, как и он ее. Она чуть сжала мышцы, и он сразу застонал.
— О'Коннелл, ну когда же ты на меня посмотришь!
Она улыбнулась, собираясь с силами, чтобы помучить его в отместку за доставленные ей неприятные ощущения. Хотя он даже не догадывался о них и был абсолютно уверен, что доставил ей лишь одну радость и удовольствие. И наконец открыла глаза.
Алекс раскраснелся, губы его были приоткрыты, и он прерывисто дышал. Он выходил из нее и со стоном входил обратно, ощущая умелую игру ее внутренних мышц.
Мерроу сильнее ухватилась за спинку кровати, согнула колени и уперлась пятками в матрас. Она прерывисто дышала. Ее тело сотрясалось от нового приступа страсти.
Ей не следовало открывать глаза. Не следовало смотреть на его красивое лицо. Как же сильно она его любит!
Но тут все мысли стремительно куда-то исчезли. Ее захлестнула волна удовольствия, унесшая с собой и напряжение, и боль.
Мерроу услышала громкий стон Алекса и ощутила приятное тепло внутри своего тела... — и только тогда поняла, что по ее щекам текут слезы.
Алекс затих. Внезапно капельки дождя забарабанили по крыше домика, нарушив тишину. Мерроу снова закрыла глаза. Проклятье... проклятье... проклятье!
Ей не хотелось так сильно любить его.
— В чем дело? Что не так? — испуганно спросил Алекс.
От его нежного голоса она чуть не завыла в голос.
Она покачала головой и уперлась руками в его грудь.
— Оставь меня. Хотя бы на этот раз.
— Я не могу, О'Коннелл. Объясни мне, что происходит. Я вижу твои слезы, но никак не пойму, чем они вызваны. Объясни мне, почему ты плачешь.
Тем не менее он соскользнул с нее, как будто почувствовал, что ей нужна свобода.
И Мерроу не преминула ею воспользоваться.
Она быстро встала с кровати, собирая одежду и сердито вытирая влажные щеки.
Алекс сделал глубокий вдох.
— Нам надо поговорить.
— Нет, не надо.
— Надо.
Ругнувшись про себя, Мерроу увернулась от его протянутой руки и принялась натягивать одежду. Она никогда раньше не чувствовала себя такой обнаженной и беззащитной. И, пытаясь справиться с обуревавшими ее эмоциями, старалась поскорее спрятаться за одеждой.
— Я не хочу никаких дурацких разговоров. Я сказала тебе, что не хочу ничего слышать, как только мы пришли сюда.
— Просто что-то произошло, и я хочу понять, что именно.
— А как нам обоим прекрасно известно, Алекс Фицджеральд всегда получает то, что хочет, верно?
Она повернулась к нему, засовывая руки в рукава блузки. У нее все еще плыло перед глазами, отчего она еще больше разозлилась.
Алекс, застегивая джинсы и возясь с пуговицей, хмуро посмотрел на нее.
— Что это значит?
Мерроу подняла голову и чуть ли не злостью крикнула ему в лицо:
— А что, по-твоему, это может значить?
— Если бы я знал, разве спрашивал бы?
Она хмуро посмотрела на него.
— Прекрати! Хотя бы на этот раз прекрати заставлять меня поступать по-твоему!
Алекс побледнел, и она с ненавистью слушала его уязвленный глубокий хриплый голос.
— Я не могу сделать то, о чем ты меня просишь. Объясни мне свое поведение.
Этот ответ вместе с тоном его голоса вызвал у нее в груди новую волну страха. Она ощущала в своей душе такую огромную любовь к этому человеку и такое горькое чувство неизбежного одиночества, что не могла больше терпеть.
Поэтому она молча отрицательно помотала головой, быстро прошла мимо него, пока он надевал рубашку, распахнула дверь и выбежала в дождь.
— Подожди, О'Коннелл... черт... подожди минутку!
Возможно, решение побежать было не самым разумным. Но она гораздо лучше Алекса знала каждую тропинку в лесу и поэтому получила преимущество.
Когда она добежала до дому, ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она открыла дверь и... натолкнулась на своего отца. В следующее мгновение за ее спиной показался Алекс. Он остановился, тяжело дыша.
Мерроу попыталась пройти мимо своего отца, но тот схватил ее за руку, внимательно посмотрел ей в лицо, а потом кивнул Алексу, чтобы тот вошел.
Мерроу взглянула на него, стоящего в дверях. Рубашка застегнута кое-как, дыхание тяжелое, с мокрых волос стекают дождевые капли. Когда он, нахмурившись, вопросительно взглянул на нее, она отвернулась, не в силах смотреть на него.
— Кто из вас хочет рассказать мне, в чем дело? — Отец по очереди смотрел на них, потом интуитивно встал на защиту дочери, обвиняющим жестом ткнув в сторону Алекса пальцем.
— Он что-то натворил?
Мерроу освободила руку и скрестила руки на груди.
— Нет.
— Похоже, натворил.
— Я — Алекс замолчал, увидев суровый взгляд старика.
