Царское гадание - [30]
Гадалка строго взглянула на него.
— Это праздный вопрос, государь! Такие вопросы ставить никогда не следует.
Николай Павлович повел плечами. Выговоров он не любил и не принимал даже и от такой силы, которую он признавал почти сверхъестественной.
— А тайну чужой кончины ты тоже открыть не можешь? — спросил он.
— И не могу, и не должна! Но ты о ком хотел спросить? О себе?
— Да, конечно! В тайны чужой жизни я проникать не стану.
— Прямой ответ я тебе дать не могу. Я могу сказать тебе только, что могучий дуб упадет, а нежный, гибкий тростник останется, и переживет могучий дуб, и плакать будет о нем горько, и не утешится до последнего своего часа. Не признает глупый, слепой народ всего великого значения мягкого и нежного тростника! Не разглядит он луча солнечного на русском престоле, отвернется от кроткого света и его ясного, скромного мерцания не признает. Дуб же упадет своей могучей волей, своим человеческим произволом, часа воли Божьей не дождавшись. И случится это тогда, когда светлым сиянием заблещет святой крест на новом, великом, победном храме.
Цыганка говорила громко, вдохновенно, ее речь звучала великой, святой истиной, в ней слышалась могучая, почти нечеловеческая сила.
Государь внимал ей в упорном, ненарушимом молчании. Наконец он спросил:
— Когда и как я могу ответить тебе на твою просьбу?
— А сейчас разве ты ответить мне не можешь?
— Нет! Мне надо будет сообразить все то, что я от тебя сегодня слышал, и все, что тебе предстоит исполнить! Я не хочу и не могу вызвать никаких праздных толков. Думать могут все, кто что хочет, и догадываться могут, но… своим словом и своими действиями я не могу и не должен возбуждать никаких праздных толков!
— А ты, государь, называешь святую истину «праздными толками»?
— Да! Когда она становится вразрез с моими предначертаниями! — ответил государь тем властным голосом, который много лет после его кончины еще слышался его современникам. Сказав это, император встал и, направляясь к двери, остановился, чтобы ласково сказать: — А я тебе еще спасибо не сказал за мое маленькое гнездышко, устроенное тобою!
Гадалка подняла руку, как бы желая прекратить этот разговор.
— Сегодня об этом простом, греховном и житейском я говорить не могу! — сказала она. — Я исполнила то, что могла исполнить там, где возможно было мое личное вмешательство! Ни предотвратить, ни остановить ничего я не могла. Я согласилась устроить тебе то, что ты называешь своим «гнездышком», только потому, что тут, в этом теплом «гнездышке», маленькой птичке будет и теплее, и безобиднее, чем где бы то ни было.
— Обидеть ее никто не может, — возразил государь. — Я этого не дозволю!
— Не все доходит до тебя, государь! Много есть такого, что ты и мог бы, и, быть может, хотел бы исправить, да не знаешь ты, что именно исправлять надо! Власть царя земного ограничена, от него все скрыто, все в тайне сохранено!.. Но раз ты заговорил о маленькой обиженной птичке…
— Обиженной? — воскликнул государь. — Почему обиженной? Кто обидел ее?
— Ты, государь, спрашиваешь меня об этом?
— Да. Конечно, я!..
— Ты сам обидел ее, государь. Ты отнял у нее то, чем красна жизнь человека, чем ясна вся жизнь женщины, а именно честь у нее отнял!
— Послушай… ты забываешься! Всему есть мера…
— Кроме правды, государь! Святой и светлой правде ни меры, ни предела нет! Но не упрекать я тебя хочу и не в душу твою царскую заглядывать! На это у меня, действительно, ни права, ни смелости быть не должно!.. Это мне не дано и не принадлежит. Я хотела только сказать тебе, после твоего визита к ней…
— О той самой просьбе, с которой она ко мне обратилась? Да?
— Нет!.. До этой детской просьбы мне нет никакого дела!.. Да эта просьба и неисполнима!
— Почему неисполнима?
— Потому что она не соразмерила своих сил, обращаясь к тебе с этой детской просьбой, не поняла, маленькая и слабая, с какой она крупной и мощной силой в борьбу вступила.
— О какой силе ты говоришь? Я тебя не понимаю!
— А между тем это так просто и понятно. Эта маленькая женщина просила тебя за человека, ей когда-то близкого и милого? Я о душевной близости говорю, о той, которая не всем доступна и понятна.
— Да, действительно, она просила меня о своем бывшем товарище и даже бывшем женихе. И я обещал ей.
— Напрасно, государь! Он ничего не примет от тебя, даром что ты царь всемогущий, а он бедный, нищий актер! Не старайся оказать ему благодеяния, ему ничего не нужно. Недолговечен он, а на его век и его скудной работы хватит! Позднее, со временем, когда он порешит со своей одинокой жизнью, ты его брата осиротевшего вспомни. Напоминать тебе о нем не будут — никому до него, сироты, не будет дела. Ты сам тогда вспомни. Божья милость освятит тебя за это!
Государь простился с гадалкой и вышел пасмурный и задумчивый, каким вошел. Эта беседа не внесла успокоения в его сердце, не бросила яркого луча света в его отуманенную душу.
Проходя по двору, государь даже взгляда не бросил на свое маленькое «гнездышко», не подарил его теплым и сочувственным взором. На его гордой душе было тяжело и мрачно. Он не любил встречаться с настоящей, им самим признанной силой.
Писательница Александра Ивановна Соколова (1833 – 1914), мать известного журналиста Власа Дорошевича, много повидала на своем веку – от великосветских салонов до московских трущоб. В своих живо и занимательно написанных мемуарных очерках она повествует о различных эпизодах своей жизни: учебе в Смольном институте, встречах с Николаем I, М. Н. Катковым, А. Ф. Писемским, Л. А. Меем, П. И. Чайковским, Н. Г. Рубинштейном и др., сотрудничестве в московских газетах («Московские ведомости», «Русские ведомости», «Московский листок»), о московском быте и уголовных историях второй половины XIX века.
Россия. Начало XIX века. Балы, скачки, дуэли. Изысканные красавицы и блистательные кавалеры. Блеск и роскошь царского двора. Главный дворцовый скандал — очередная фаворитка Николая I — короля-сластолюбца. Юная талантливая актриса с изящной фигуркой и кукольным личиком пленила сердце императора. Мимолетный роман грозил перерасти в большую страстную любовь, но судьба распорядилась иначе.
А. И. Соколова, писавшая под броским псевдонимом Синее Домино, была хорошо известна газетной Москве конца XIX века. Она сотрудничала в «Московских Ведомостях» Каткова, «Русских Ведомостях» Скворцова и др. Исторический роман писательницы «Тайна царскосельского дворца», вызвавший интерес массового читателя, был впервые опубликован в виде бесплатного приложения журнала «Родина» в Петербурге в начале XX века.Тяжелая эпоха владычества Бирона. Без санкции властолюбивого герцога уже не делается ничего в империи, и его личные распоряжения ставятся чуть ли не выше распоряжений самой императрицы Анны Иоанновны.
Семья французского графа Фонтен-Делиба время от времени навещала английскую ветвь их рода. Минелла Меддокс подружилась с дочерью графа - Марго. Невольно ей приходится прикрывать некоторые грехи легкомысленной француженки, и у графа складывается неправильное впечатление о ней. Фонтен-Делиб несчастливо женат и надеется на интрижку с подругой дочери. Минелле он кажется и отталкивающим, и притягательным одновременно. Их соединила пережитые вместе опасности во время революции.
Во время царствования шестой династии в Египте на фоне высокой политики зарождается страстная любовь между Радопис, куртизанкой непревзойденной красоты, и Меренрой II, молодым и упрямым фараоном, которому люди поклоняются как воплощению бога на земле.Несмотря на ухаживания нескончаемой череды поклонников, сердце Радопис оставалось холодным до тех пор, пока фараон не обратил на нее внимание. С этого мгновения оба оказываются в плену любви. Но Меренра не забывает о своем предназначении. Им движет желание лишить жрецов собственности, а Радопис хочет подчинить себе неумолимый ход событий, чтобы избежать безвременной и неминуемой гибели.
1588 год. Сэр Адам Макрей, упрямый шотландец и величайший из живущих маг-погодник, заключен в Лондонский Тауэр за крамольные речи в адрес правящей королевы Елизаветы. Уже много месяцев он ждет смерти, но однажды у него в камере появляются двое посетителей: Джон Ди — маг Ее Величества и красавица Исабель де Кортес. Ди делает Макрею потрясающее предложение: свобода в обмен на создание бури такой силы, которая бы помогла справиться с испанской Армадой. Помощницей ему будет Исабель де Кортес — самая соблазнительная из женщин.
Громом прозвучали для невинной Клэр Хэркорт слова лорда Рейна о том, что отец проиграл ее девичью честь в карты заезжему богатому распутнику. Что ей оставалось? Только обратиться в бегство… Доверившись благородству Рейна, она следует за ним, но вскоре с ужасом узнает, что оказалась в грязных лапах соблазнителя…Спасаясь от домогательств, она вынуждена преступить закон. И вот Клэр – воровка и беглянка – уже несется в ночную тьму… навстречу незнакомцу, в крепких объятиях которого она надеется обрести защиту.
Мог ли кутила и обольститель Стивен Кертон поверить хотя бы на мгновение, что прелестная и чувственная куртизанка, флиртующая с ним на карнавале, и блестящая светская леди, разрушившая все его надежды на счастье, — ОДНА И ТА ЖЕ ЖЕНЩИНА?!Днем Аннабель Уинстон не желает и знать его, ночью — ищет его любви, его защиты и нежности. И очень скоро Стивен готов рисковать во имя двуликой прелестницы и честью, и жизнью. НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА поставит на карту все — лишь бы навеки принадлежала ему любимая…
Разум подсказывал шерифу Вольфу Бодину, что исцелить раны его души может лишь женщина спокойная, сдержанная, созданная для семейного очага… но уж никак не отчаянная, неукротимая Ребекка Ролингс. Однако сердце не подчиняется голосу разума – и, только раз взглянув в сияющие глаза Ребекки, Вольф понял, что перед ним – его истинная любовь, женщина, ради которой он готов поставить на карту собственную жизнь…