Царское гадание - [20]

Дочь рассмеялась, крепко обняла свою наивную мать и на ее вопрос о том, пошлет ли она сейчас же за Гришей, задумчиво ответила:

— Нет, мам, подождем! Дай ему тоже одуматься!.. Гриша странный какой-то стал, ему словно неприятна моя удача.

Продолжать этот разговор им не пришлось, так как опять раздался стук, и вконец оторопевшая и растерявшаяся прислуга стрелой влетела в комнату с докладом: «сами дилехтор пожаловали». Варя, тоже оторопевшая, выбежала в переднюю.

На пороге действительно стоял Гедеонов с большим букетом цветов в руках. Сопровождавший его всюду лакей был нагружен всевозможными кульками и свертками.

— Я к вам на новоселье, с хлебом-солью! — обратился Гедеонов разом и к Асенковой, и к старушке, в которой угадал мать молодой девушки. — Я знал, что вы не успеете разобраться в один день и можете остаться без обеда, а потому вот привез вам полный обед, да, пожалуй, и ужин тут же! Унеси и положи это все! — обратился он к лакею. — Тут все есть, что надо, — вновь обратился он к церемонно стоявшим перед ним хозяйкам дома, — решительно все: и рябчики жареные, и пироги, и сладости, и конфеты, и фрукты, и чай, и кофе, все тут положено! Все государь изволил приказать привезти вам на первых порах. Не надеялся он на аккуратность и умение молодой хозяйки; она могла что-нибудь забыть и пропустить. А уж я и не забуду, и не пропущу ничего. А тебе, моя красавица, я и роль новую захватил, — сказал он. — В том же гусарском ментике тебе опять явиться придется. Раскладывайся, разбирайся, да и за роль принимайся. Это новая комедия с пением «Гусарская стоянка». У нас она еще не шла, и государю угодно, чтобы она была поставлена как можно скорее. Ее величество императрица изволила слышать о тебе и желает тебя видеть, а государю угодно посмотреть на тебя в обеих ролях, чтобы выбрать и решить, в которой из них тебя ее величеству показать.

Молодая девушка с восторгом ухватилась за роль.

— Ах, как я рада! Какое счастье! — проговорила она восторженным тоном. — Господи, как много счастья в жизни и как жить хорошо! — воскликнула она, как на молитве складывая свои красивые миниатюрные ручки.

Проводив Гедеонова и наскоро закусив, молодая девушка ушла к себе в спальню, чтобы просмотреть роль, предоставив матери заботливо разбирать и укладывать все привезенные блага. Такого богатства старушка Асенкова никогда еще не видала и дрожащими руками разбиралась в своем нежданном, небывалом богатстве.

Роль оказалась прелестной. Куплеты были очень милы и остроумны, и Асенкова только на минуту призадумалась над тем, как она будет разучивать их без музыки. В этот момент вбежавшая мать объявила ей, что привезли фортепиано и что мастера ждут, куда она его поставить прикажет. Она так и сказала: «прикажет»; она уже сознавала, что ее дочурка, ее маленькая Варя что-то может и смеет, что она в силах что-то приказать, что ее слово станут слушать с уважением.

Хорошее новое фортепиано было внесено и поставлено в гостиной, неподалеку от камина, над которым красовалось небольшое зеркало.

Вместе с инструментом были привезены и вручены Асенковой и ноты ее роли, и она, проводив людей, доставивших инструмент, уселась за фортепиано, на котором научилась порядочно бренчать в школе. Она положила пред собой ноты, поставила в стороне бонбоньерку с конфетами и стала разбирать незатейливую музыку куплетов.

Звуки музыки заставили ее на минуту задуматься. Они напомнили ей вчерашний вечер и песни цыган. Она попробовала по слуху наиграть один из плясовых мотивов, слышанных ею накануне, и, когда это удалось ей и под ее пальцами воскресли жгучие, широкие аккорды вольной песни, внезапно почувствовала, как что-то горячее, до боли приятное охватило все ее существо и ее потянуло куда-то вдаль, на волю, на какую-то призрачную, недосягаемую высоту. Ей почему-то до безумия захотелось опять увидеть государя, сказать ему что-то, сознаться в чем-то.

Но в то же время молодая девушка вспомнила, как у Них в школе говорили о безумной любви государя к императрице, как на ухо друг другу дети передавали о том, что Николай Павлович влюбился в красавицу фрейлину Нелидову, и ей внезапно стало мучительно, до боли завидно. Ее всю сожгло завистью к счастью этих двух женщин, она сама себе показалась до крайности жалкой и ничтожной.

Мать застала ее в слезах и остановилась перед нею в немом глубоком удивлении.

— Варя, да что с тобой? Перекрестись! О чем ты? Тебе ли плакать и сокрушаться? Чего тебе недостает?

— Счастья мне недостает, мама, счастья, родная моя, хорошая… того счастья, от которого дух захватывает, которое как огнем сжигает всего человека.

Мать молча отступила и набожно перекрестила низко склоненную головку Вари. Она не совсем понимала своим ограниченным разумом неразвитой женщины, что именно случилось с ее девочкой, но инстинктом матери угадывала, что у нее в душе поднялась могучая буря. И ей сделалось страшно за молодое существо, ей близкое и дорогое. Она полжизни своей отдала бы за то, чтобы отодвинуть от дочери ту невидимую, совсем непонятную бурю, присутствие которой, однако, смутно понималось ею.

— Христос над тобой, мое дитятко! — нежно прижимая к себе красивую головку дочери, произнесла Агафья Тихоновна. — Христос над тобой! Все будет по-хорошему, все придет в свое время, как Господь укажет в Своем святом соизволении! Велики милости Его над нами, бедными, сиротливыми, не оставит Он нас до конца!