«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1 - [45]
Вообще после изгнания большевиков в Екатеринбург, словно мухи на мед, стали слетаться представители самых разных сил. Много было иностранцев.
Помимо англичан были французы и американцы.
«Пол Джеймс Рейни, американский путешественник, – описывает фрагмент сделанной им киносъемки современный исследователь, – прибыл в Екатеринбург в июле 1918 года вместе с чехами.
Уникальные кадры дома Ипатьева в первые дни после убийства Царской Семьи
Оба забора (наружный и внутренний) уже разобраны, но их остатки лежат вдоль Вознесенского переулка (слева). Видно окно расстрельной комнаты (второе снизу слева по Вознесенскому переулку). Будка часового наружной охраны не разобрана. Хорошо видны чердачные окна, в ближнем к углу дома (как раз над комнатой Государя) стоял пулемет […] Не видно четко, освобождены ли стекла окон от закраски и заклейки. Часовня на месте алтаря церкви XVIII века цела»>21.
Другим «союзным» дипломатом в Сибири, следившим в 1918–1920 гг. за расследованием цареубийства, был француз Мартель.
«…В исторической литературе, – считает красноярский исследователь Станислав Зверев, – в отличие от данных о политическом влиянии Престона и Элиота, не имеется достаточного числа сведений по Мартелю, ввиду его кратковременного пребывания в Сибири…»
Далее он приводит две довольно любопытных выписки.
Первая из книги генерала П.П. Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени»:
«Граф де Мартель – видный масон. Не коньячный, конечно, а генерал… Он приехал к адмиралу Колчаку – и… чехословаки изменили, а генерал Жанен предал на смерть Колчака. Настало время нажать кнопку – её нажали – и Колчака не стало. Перед крушением Деникина Мартель был у него. Теперь он едет к Врангелю».
Дарственная надпись генерала П.Н. Краснова на втором томе первого издания романа-эпопеи «От Двуглавого Орла к красному знамени» (Берлин. 1921) писателю и предпринимателю В.П. Крымову (1878–1968). Собрание московского музея «Наша Эпоха»
Вторая – из книги «Герои и изображаемые портреты» (Берлин. 1922) русского эмигрантского писателя и публициста В.И. Рындзюна (1897–1953), писавшего под литературным псевдонимом «А. Ветлугин»:
«Начиная с 1919, меня крайне интересовал граф де Мартель, французский верховный комиссар для белых армий и для лимитрофов. Есть ли что-нибудь роковое в его лице, в голосе, в манерах? Оказывается, ничего: обычный французский дипломат, архилюбезный, архикрасноречивый, архипредупредительный. Никакой угловатости, никакой отличительности, никакого особенного поворота зрачка… А между тем этот человек был определённым джеттаторэ.
С его приездом в Сибирь счастье изменило Колчаку – начался развал, закончившийся иркутской трагедией. С его приездом в Закавказье кончается кратковременное цветение южных республик: падает Баку, агонизирует Тифлис и де Мартель переезжает в Крым».
Однако граф Дамьен де Мартель (1878–1940) оказался вовсе и не столь уж неуловим.
Дипломатическая его карьера началась в 1908 г., когда он был назначен поверенным в делах французской миссии в Пекине. На его глазах происходила революция 1911 г., завершившаяся отречением малолетнего Императора Пу И.
Вероятно, его действиями были довольны, поскольку он получил повышение, заняв пост полномочного посла. А в 1918 г. его, видимо, как имевшего опыт пребывания в стране во время революционных событий, направили в Россию.
Во время своей русской командировки бывал он и в Екатеринбурге, останавливаясь у британского консула Престона.
В дальнейшем граф завел контакты с эсерами, заявив в 1919 г. себя сторонником переговоров Франции с большевиками.
Роль Мартеля несколько проясняют мемуары генерала Жанена. Вспоминая свой разговор с министром иностранных дел колчаковского правительства И.И. Сукиным в конце мая 1919 г., он пишет:
«Я энергично настаивал, чтобы он направил адмирала на путь смягчительных мер и ослабления режима, которые многие объясняют реакционными намерениями. […] Я указал министру, что для восстановления престижа адмирала было бы лучше не увеличивать количества людей, гниющих без суда в тюрьмах. Не думаю, чтобы он убедился в необходимости либеральных мер; у меня […] осталось впечатление обратного.
Мы получили по радио текст благодарственной телеграммы, адресованной Колчаком Пишону [министру иностранных дел Франции. – С.Ф.] в ответ на поздравления […] Телеграмма полна трогательного либерализма. Колчак, хотя и подписал телеграмму, составленную Мартелем, но это вовсе не означает, что здесь так именно думают или имеют хотя бы малейшее намерение провести все это в жизнь. Во всяком случае, вчера Сукин отказывался что-нибудь в этом отношении сделать. Чтобы быть “признанным”, они подпишут все, что угодно. Как я уже говорил Мартелю, это опасная игра. В Париже, где есть охотники развешивать уши, это будет принято за чистую монету…»
В первых числах июня, читаем далее у Жанена, «адмирал отбыл […] на фронт, Мартель поехал, чтобы передать ему обширную телеграмму, полученную из Парижа. Кажется, в ней ставят условием его “признания” ряд гарантий о выполнении либеральных и демократических обещаний. Не знаю, говорится ли в телеграмме и об избирательном праве для женщин […] Здешняя публика, учитывая материальные и моральные выгоды, которые доставит им «признание», будет обещать все, что от нее потребуют, и даже больше. Другое дело – сдержать обещание». (А забавно, чем все-таки были озабочены в 1919 г. в России «союзники»: недостатком либерализма и правами женщин, которые, кстати, в избытке предоставили слабому полу большевики.)
