Царский выбор - [31]

Андрей.Это так. Но и тут необыкновенность наша свое берет. Много дается одним, а спрашивается совсем с других. — У нас вот по Касимову слух прошел, что господским крестьянам скоро запретят своей торговлей заниматься. (Смотрит вопросительно.)

Афанасий.И такой указ готовится, и во сто крат хуже.

Андрей.Мне наших господ помещиков иной раз жалко делается. Ведь мужик, сколько над ним ни измывайся, его же все равно Господь Бог рано или поздно на свободу отпустит. А барам нашим за все за это дорого расплачиваться придется. — О чем люди думают, самих себя не жалеют.

Андрей и Афанасий вопросительно смотрят на Василия.

Василий.Все люди братья. И когда мужик от господина-брата своего обиду терпит, он тем самым часть братней вины искупает. Ты спроси любого мужика, хотел бы он стать свободным, — каждый ответит, что да. А тогда спроси его — хотел бы он сам барином стать, над братьями своими господствовать, — и кто же ответит, что нет? Того, кто скажет «нет», Господь Бог в рабстве человекам не оставит. Он его соделает Своим рабом, а это и есть настоящая свобода.

Афанасий.Ну, чтобы русский мужик себя свободным сознал, я, наверное, не увижу. По крайней мере, отсюда не увижу. А вот аглицкий мужик очень даже… Только смотри, об этом никому ни звука. (Шепотом)Аглицкого короля Карлу под стражу заключили, судить собираются за хорошие его дела. И самые рьяные требуют, чтоб ему ни больше ни меньше, как голову отсекли.

Андрей.Быть того не может! — Василий Матвеич, может такое быть, чтоб христианского государя его же люди к смертной казни присудили?

Василий.Я тебе так скажу, Андрюшенька. Ежели такое случится, то в целом мире не окажется ни одного человека, который бы об этом не проведал.

Афанасий.Да, свободными людьми управлять — не то что нами, горемычными. Голова при этом должна думать, что она делает. Ведь сказано: «Если глаз твой тебя соблазняет, вырви глаз свой; если рука и нога, то отсеки руку и ногу». Так что и для Карлы будет в том прямая польза. Лучше ему без головы идти в Царствие Небесное, чем с двумя головами в геенну огненную.

Андрей(во весь голос).Ну ты скажешь, дядя Афанасий!

Голос Аграфены(из-за двери).Петрович, Христа ради, отправляй Андрея спать. Нам завтра Иван Родионыч такого задаст.

Все на цыпочках расходятся.

5. Терем царевен

Глубокая ночь. Анна не спит, бродит по коридорам. Идет мимо служанок, спящих, сидя на лавках, подходит к своему заветному окошку, берется руками за раму. Опять идет по коридору. К ней подходит карлица Лизавета, прижимается к ее ногам, прячет лицо в ее платье. Анна гладит Лизавету по голове.

6. Дом Корионовых

Раннее утро следующего дня. Фима выскальзывает из комнаты, где ночевали Всеволожские. Фима, завернувшись в большой платок, смотрит в окно, за которым чуть брезжит рассвет. Входит Василий.

Фима.Доброе утро, дедушка.

Василий.Доброе утро, дитятко.

Фима.Вот и мы все вслед за тобой в Москве оказались.

Василий.Мне вскорости в обратный путь собираться. Фима.А нам?

Василий.Об этом только Господь ведает.

Фима.Нет, дедушка, ты знаешь, ты только говорить не хочешь.

Василий.Я, дитятко, где бы ни бывал, часть моего сердца всегда в Москве остается. Хоть и вся земля Божья, но есть места, где близость Его еще слышнее. (-) А когда любишь кого, всегда хочешь быть там, где к нему ближе.

Фима.Зачем же тебе Москву покидать?

Василий.Так Он мне велит. Вся наша здешняя жизнь есть испытание любви.

Фима.Дедушка, можно я тебе душу свою открою?

Василий.Да, дитятко. Ты ведь, что снаружи, что внутри — одинаково светлая.

Фима.Дедушка, с тех пор, как я себя помню. я и его помню. Того, кого я люблю. (-) В детстве мне представлялось, что у меня еще есть брат, кроме Андрея. Но он где-то далеко, и я все жду, что он приедет. (Пауза.)И я всегда с ним в мыслях говорила, обо всем-обо всем говорила.

А когда я стала постарше, мне сны стали сниться — будто я его ищу повсюду, а все не нахожу.

Где я только не побывала в этих снах! Такую красоту видела, наяву такой не бывает! Только его не находила. (-) Я знала, что он где-то близко, надо только позвать. А как позвать? Как его зовут? Не знаю. Так и не нашла ни разу.

Василий(со вздохом).А наяву увидишь — и сразу узнаешь? Так ведь?

Фима.Да, дедушка! Я же его ясно представляю, я его все время перед собой вижу.

А еще я хочу тебе сказать, вот когда я про самое себя думаю. Может, это грех — думать о себе? Вот я думаю, почему я такая уродилась? Ну с красотою этой? Может, для того, чтобы онотыскался? Ну, прослышит — и захочет посмотреть?

Василий.Может быть, для того.

Фима.Вчера весь вечер тети Грушины подруги заходили, всё решали, за кого меня сватать, как смотрины кончатся. Я знаю, родителей огорчать — это тяжкий грех, а для меня. Как же мне быть, дедушка?

Входит Настасья.

Настасья.Я тебя обыскалась, Фимушка! Ты, выходит, совсем не спала. Это с такой-то дороги!

Фима.Мы тут с дедушкой Василием беседуем.

Настасья оглядывается — Василия уже нет.

7. У Морозова

Морозов и Кузьма.

Кузьма(задумчиво).Борис Иваныч, мне вчера поздно ночью мои люди из дома князей Троекуровых кой-чего принесли. — У княгини Троекуровой кума крестовая есть, Кориониха такая. Привезли к ней племянницу из Касимова, по выбору боярина Пушкина. И сразу же слух пошел, что такой-де красавицы отродясь никто не видал. И царь наверняка ее заметит. Выберет-не выберет, конечно, другое дело, но не заметить ее просто нельзя. Сейчас у Троекуровых только один разговор, кому из своих они ее сватать будут, когда смотрины пройдут.