Царский изгнанник (Князья Голицыны) - [107]

Шрифт
Интервал

   — Хоть этим доконать каналью эту, — проворчала Серафима Ивановна. — На дело привезла я её сюда! А всё негодный Мишка виноват, выучил дуру по-французски... Как путная, так и режет с доктором по-французски!.. Вот и сбили её с толку. На волю, каналья, отходит!..

И вечером, когда Гаспар уходил к мнимому голландскому барону, Серафима Ивановна, — читатель, может быть, помнит это, — поручила ему зайти в лечебницу и напомнить Анисье, что ей пора выписываться.

По уходе побеждённого Гаспара с Альфредом Серафима Ивановна ледяным голосом сказала Мише и Анисье, что нечего заниматься пустяками, случившимися с пьяным гасконцем, и что она имеет сообщить им обоим очень интересные известия из России.

   — Прежде всего позвольте спросить вас, князь Михаил Алексеевич, — обратилась она к племяннику, — знали ли вы, что эта негодная, эта неблагодарная женщина, пользуясь здешними дурацкими законами, намерена оставить меня, свою госпожу и благодетельницу?

Миша стоял молча, не зная, что отвечать тётке. За него начала отвечать Анисья.

   — Я часто говорила молодому князю, что если б не он, то я давно бы...

   — Позвольте, с вами не говорят, Анисья Петровна, и вы слишком хорошо воспитаны, чтоб не знать, что неучтиво прерывать говорящего. Я у вас спрашиваю, князь Михаил Алексеевич, знали вы или не знали, что Анисье Петровне угодно оставить меня?

   — Разумеется, я знал об этом, тётя; я давно знаю, что Анисью удерживал при тебе только страх, как бы ты не погубила Анюты...

   — Отчего ж вы не благоволили сказать мне это? Отчего не предупредили вы меня?

   — Оттого, что Анисья говорила мне это по секрету.

   — И вы думаете, что это вам так, даром, сойдёт с рук? Или, может быть, Анисья Петровна, взбунтовавшись против законной власти, взбунтовала и вас против власти тётки, которой вы поручены?

   — Мне Чальдини говорил, что если кто дал слово хранить тайну, то не должен выдавать её ни в каком случае; да и мамаша не раз повторяла то же самое, — прибавил Миша, думая, что, опираясь на авторитет своей матери, он легче убедит её кузину. — Вот и на днях, на той неделе, я получил письмо от Чальдини, который сообщает мне один важный секрет, и я ни за что не скажу его никому, потому что я обещал Чальдини...

   — Знаю я ваш секрет. О нём давным-давно весь Париж толкует: и хвалёный дедушка ваш, и отец, и дядя со своей хандрой — все в ссылке, в Сибири, как государственные преступники.

   — Что ты, ф-ф! говоришь, тётя, ф-ф! как ты смеешь, ф-ф! Такими вещами не шутят; вспомни, что я... ф-ф! напишу дедушке и отцу...

   — Если вы мне не верите, то извольте расспросить вашего закадычного друга, Анисью Петровну!

   — Это правда, — с грустью сказала Анисья Мише, — я давно знаю секрет этот, но не хотела сообщать его тебе. Это правда, милый князёк... Разве смела бы она оскорблять князя Василия Васильевича, если б он был не в несчастий... Но не сокрушайся слишком, мой милый князёк: опала князя Василия Васильевича не будет продолжительна, здесь все говорят, что такие министры, как он, нужны царям... Уж коли здесь, во Франции, кричат о несправедливости царя Петра к князю Василию Васильевичу, то у нас, в России, кричат и подавно... А может быть, ещё известия, полученные твоей тётушкой, не совсем верны. Может быть, они преувеличены...

   — А вот сами судите, — сказала Серафима Ивановна, подавая Мише два письма, оба за подписью Вебера. — Кстати, и Анисья Петровна узнает, до чего поведением своим и неблагодарностью она довела свою бедную Анюту!

Анисье в подлинности письма усомниться было очень трудно: рукой Вебера оно было помечено 15 ноября, а штемпель «Paris» на конверте был от 8 декабря.

Миша, не посмотрев ни на число данного ему письма, ни на штемпель конверта, углубился в чтение и с первых же слов убедился в жестокой истине падения и опалы всего его семейства.

   — Поеду в Москву, — говорил он, — и попрошу царя Петра опять полюбить дедушку. Он прежде любил его, царевна тоже любила. Я буду плакать, и они сжалятся над нами, я скажу им, что ни дедушка, ни отец, ни дядя не могут быть преступниками... Что им нельзя жить в Каргополе, что там слишком холодно. — Миша заливался слезами. — Поедем скорее в Москву, Анисьюшка, — сказал он, — поедем, я всё поправлю, я докажу царю Петру и царевне Софии...

Анисья в это время стояла в исступлении перед Серафимой Ивановной.

   — Свет ты мой, Анютушка! — голосила она. — Не смертью христианской померла ты, голубушка драгоценная! Зарезали тебя лекаря заморские! Уходила тебя ведьма окаянная!.. Чтоб самой ей умереть смертью зверскою! Чтоб опоили её, проклятую, отравой ядовитою! Чтоб в час смертный не допустили до неё попа с крестом и с молитвою! Чтоб...

   — Что с тобой, Анисья! — сказал Миша. — О чём ты? Неужели опала дедушки, отца и...

   — Прочитай, — отвечала Анисья, — подавая ему письмо, прочитай, как зарезали мою Анютушку!

   — Да это всё вздор! Это лганье! Твоя Анюта выздоровела... На днях будет здесь!.. Помнишь ли, кажется в Ольмюце, Чальдини обещал её выкупить? Он выкупил её и писал мне об этом... Вот его секрет!! Боже мой! Кажется, в таком случае не грех выдать секрет...


Рекомендуем почитать
Названец

В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».


Екатерина Великая

Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия — широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…


Спартак. Бунт непокорных

Он был рабом. Гладиатором.Одним из тех, чьи тела рвут когти, кромсают зубы, пронзают рога обезумевших зверей.Одним из тех, чьи жизни зависят от прихоти разгоряченной кровью толпы.Как зверь, загнанный в угол, он рванулся к свободе. Несмотря ни на что.Он принес в жертву все: любовь, сострадание, друзей, саму жизнь.И тысячи пошли за ним. И среди них были не только воины. Среди них были прекрасные женщины.Разделившие его судьбу. Его дикую страсть, его безумный порыв.


Федька-звонарь

Из воспоминаний о начале войны 1812 г. офицера егерского полка.


Блаженной памяти

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.


По воле Петра Великого

Роман популярного беллетриста конца XIX — начала ХХ в. Льва Жданова посвящён эпохе царствования Петра Великого. Вместе с героями этого произведения (а в их числе многие исторические лица — князь Гагарин, наместник Сибири, Пётр I и его супруга Екатерина I, царевич Алексей, светлейший князь Александр Меншиков) читатель сможет окунуться в захватывающий и трагический водоворот событий, происходящих в первой четверти XVIII столетия.


Царский суд

Предлагаемую книгу составили два произведения — «Царский суд» и «Крылья холопа», посвящённые эпохе Грозного царя. Главный герой повести «Царский суд», созданной известным писателем конца прошлого века П. Петровым, — юный дворянин Осорьин, попадает в царские опричники и оказывается в гуще кровавых событий покорения Новгорода. Другое произведение, включённое в книгу, — «Крылья холопа», — написано прозаиком нынешнего столетия К. Шильдкретом. В центре его — трагическая судьба крестьянина Никиты Выводкова — изобретателя летательного аппарата.


В сетях интриги. Дилогия

Исторические романы Льва Жданова (1864 — 1951) — популярные до революции и ещё недавно неизвестные нам — снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображён узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом — более утончённые игры двора юного цесаревича Александра Павловича, — но едины по сути — не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и — страной.


Третий Рим. Трилогия

В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».