Царская свара (2) - [16]

Хриплый голос женщины снова взвинтил его нервы, ушедшее было возбуждение, снова прилило к чреслам гораздо большей волной. Иван Антонович, не в силах контролировать разум и тело, сам себе напоминал статиста, что через оконное стекло любуется буйством природы…

— Ты бесподобен, государь, — княжна прижалась к нему, нежно поцеловав в щеку. Затем тихонько не то спросила, не то сама утвердительно ответила на молчаливый вопрос:

— Я у тебя первая в жизни женщина, Иоанн Антонович… Это очень волнительно, оказывается…

— Как ты поняла, Мария Семеновна?

Назвать по имени ту, которая подарила счастливое чувство обладания, было трудно. Все же она гораздо старше, да еще почтенная особа, княжна, супруга бригадира. Как то неудобно что ли, но вот сидеть рядом и обнимать за узкие плечи весьма волнительно.

— Так это видно, в разговоре с дамами ты краснеешь, Иоанн Антонович. Тянешься взглядом к своей камер-фрейлине, но тоже пунцовым становишься — оно видно, что тянетесь друг к другу, но не обладали еще естеством. А потому ясно, что природные женские дни у нее наступили, когда такое не одобряется. Вот почему я так и поступила — ты должен знать, государь, что с девицей тебе предстоит сделать вскорости.

Так очень нужно — самодержец, что страной и людьми управляет, не должен смущаться от разговора с дамами, и взгляд свой отводить от их прелестей. А дамы то еще порождение лисы и волка — хвост пушистый, но зубища оскалить могут. Евины дочки хитры и коварны, не верь им ни на минуту, Иоанн Антонович — соврать, как глазом моргнуть для них. Так что и гляди на них соответственно, к себе близко не подпуская.

Врагов у тебя при дворе много будет, а потому дамы ластиться начнут к тебе. Хорошо, если для родителей своих и прочих родственников имения и почет с деньгами выпрашивая, гораздо хуже другое. Коли гадюкой смертоносной к тебе в постель вползет — то ужалить сможет. Яды ведь разные бывает, некоторые через месяц подействовать могут. И болезни постыдные есть — такой царя Петра Алексеевича заразили, он долго потом болел. И думаю, от хворости той и умер, бессилием мужским страдая и болями сильными внизу живота. От них его крики на другой стороне Невы были слышны — мне отец о том рассказывал, когда за Александра Васильевича в жены отдавал. А потому будь осторожен и недоверчив, государь.

Вроде и сидели рядышком, и обнимались, искра иногда между ними проскакивала, и княжна его ласкала пальчиками — только ощущение было, что учат его жизни умело, старательно, и, главное без притворства, от души, честность и верность самодержцу блюдя.

— Я сама пригляд за тем держать буду строгий, раз поклялась вам, государь в преданности. Слова лишнего никуда от меня не уйдет, и другим не позволю. Камер-фрейлина твоя Мария Васильевна девица верная и вас любящая всем сердцем. Да и вы, ваше императорское величество к ней тянетесь — это зело хорошо, ибо естество свое вам регулярно справлять нужно и не мучится, не искать утех при дворе, где всякое случиться может. Доверьтесь нам с мужем, государь — я им сильна, он мной — а мы служить вам будем истово, как и надлежит.

Иоанн Антонович смутился, ведь то, что произошло между ними, не иначе как супружеской изменой именуется. Стыдно стало перед бригадиром, которому он, получается, «рога наставил». И тут княжна засмеялась грудным смехом, его пальцы на ее белой коже, будто электрическим током легонько пробило, но ощущение скорее приятное. Затем Мария Семеновна впилась в его губы поцелуем и не скоро оторвалась. Провела ладонью по волнистым волосам, поцеловала снова, но нежно.

— Я служить буду тебе верно, и душой, и телом, государь. А потому что между нами произошло не блудство, а служба моя. Александру Васильевичу о том знать не нужно, а догадки не в счет — при дворе завсегда многое непонятно. Да и постель с вами разделять будет Мария Васильевна, а не я — других забот хватать будет с избытком. А грех невольный отмолю, да и вы, государь помолитесь за меня. Зато мне сейчас хорошо, что радость вам доставила, Иоанн Антонович. А себе вообще несказанно! Первая царское семя приняла, очень хотела бы ребенка зачать от вас сейчас, и по весне родить в сладкой женской муке.

Иван Антонович оторопело уставился на женщину — даже на округлостях, что выпали из расшнурованного корсета, его пальцы замерли. Она накрыла их своей ладошкой, втискивая в свою мягкую плоть. И снова засмеялась влекущими к ней нотками.

— Петр Александрович Румянцев внебрачный сын императора Петра Великого. Брюхатую младенцем выдал замуж за его родителя, что почитал царя как отца. Горд был, что царского сына как своего воспитывает! И вам, государь, Петр Александрович служить будет верно. Таких людей вам под свою руку быстрее подводить надо. И еще — супругу нужно подобрать не из немецких земель, а из рода Долгоруких. И тем самым старую распрю закончить, а из врагов друзей и опору сделать, как Салтыковых, что вашей стороны уже три четверти века преданно держатся.

Иван Антонович сильно оторопел от такого предложения — он думал совершенно иначе, считая, что обрушить репрессии полезнее. А княжна продолжила говорить, старательно и умело лаская.