Царская Россия во время мировой войны - [5]

Шрифт
Интервал

Характерны приводимые Палеологом малоизвестные самокритичные признания лидеров Февраля — кадета Василия Маклакова и «народного социалиста» премьера Александра Керенского. Обоих на третьем месяце революции не покидало изумление от столь быстрого и почти бескровного падения царского режима. «Вот почему ничего не было готово, — сокрушался Маклаков на обеде у посла 11 апреля 1917 г. — Я говорил вчера об этом с Максимом Горьким и Чхеидзе (лидером думской фракции меньшевиков и одним из руководителей Петросовета. — B.C.): они до сих пор еще не пришли в себя от неожиданности».

Спустя три года, в годовщину Февральской революции, бывший премьер Керенский, выступая в Париже, признал, что за два дня до революции его друзья и он сам считали, что «революция в России невозможна».

А она свершилась! Казалось бы, настал час желанной свободы — ненавистный царизм пал. Но оказалось, что у российской интеллигенции и у российского народа — два совершенно разных представления о свободе, о чем еще в 1909 году предупреждали Николай Бердяев и его соавторы по сборнику «Вехи». Оказалось, что в российской нации как-то сосуществуют два совершенно разных «народа»: русский интеллигент — «барин» и русский мужик — «анархист».

Как же досталось тогда «веховцам» за такую сентенцию от их соавтора М. О. Гершензона: «…Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех козней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ограждает нас от ярости народной».[4]

Ох, как же обрушились на «веховцев» все — от Ленина до эсеров и меньшевиков. Милюков разразился гневной статьей в кадетском сборнике «Интеллигенция в России». Эсеры громили «ренегатов» в своем сборнике «Вехи как знамение времени». Не остались в стороне ни Горький, ни Чхеидзе — каждый бросил в «веховцев» камень. А Палеолог пришел к тем же выводам, которые прочитывались в «Вехах».

И что же? Тот же «буревестник революции» в период Февраля выступает против второй (народной) революции, публикуя в своей газете «Новая жизнь» 27 июля 1917 г. такое горькое признание: «…Главнейшим возбудителем драмы я считаю не „ленинцев“, не немцев, не провокаторов и темных контрреволюционеров, а более злого, более сильного врага — тяжкую российскую глупость».[5]

Иван Бунин в одесском дневнике «Окаянные дни» запишет 17 апреля 1919 г.: «„Левые“ все „эксцессы“ революции валят на старый режим, черносотенцы — на евреев. А народ не виноват! Да и сам народ будет впоследствии валить все на другого — на соседа и на еврея».

Читая главы мемуаров Палеолога о нарастании анархии в России после Февраля, нельзя не заметить удивительного совпадения анализа с горьковскими «Несвоевременными мыслями» и бунинскими «Окаянными днями», хотя, в отличие от двух великих русских писателей, посол-иностранец прожил в России всего три с половиной года, да и русского языка он не знал…

И уж совсем поразительна интуиция посла в оценке В. И. Ленина. Даже такой опытный политик, как Милюков, не принимал в апреле — мае 1917 года Ленина и большевиков всерьез, особенно после того, как Петроградский совет освистал выступление лидера большевиков, призвавшего к поражению Временного правительства в империалистической войне.

A вот какой вывод делает Палеолог: «Авторитет Ленина, кажется, наоборот, очень вырос в последнее время. Что не подлежит сомнению, так это то, что он собрал вокруг себя и под своим началом всех сумасбродов революции; уже теперь он оказывается опасным вождем».

Уверен, что нынешнее поколение историков и дипломатов, всех читателей с интересом прочитает и по заслугам оценит мемуары проницательного французского дипломата.

Профессор В. СИРОТКИН

Царская Россия во время великой войны

12 января 1914 г. правительство Республики назначило меня своим послом при царе Николае II. Сначала я уклонялся от этой чести по общеполитическим соображениям. Действительно, последние должности, которые я занимал по дипломатическому ведомству, ставили меня в наиболее благоприятное положение для наблюдения за игрой сил, коллективных и единоличных, которая скрыто предшествовала всемирному конфликту.

В течение пяти лет, с января 1907 г., я был французским посланником в Софии. Мое продолжительное пребывание в центре балканских дел позволило мне измерить ту опасность, которую представляли собою для существующего в Европе порядка вещей сочетание четырех факторов, подготовлявшееся на моих глазах — я имею в виду: ускорение падения Турции, территориальные вожделения Болгарии, романтическую манию величия царя Фердинанда и, в особенности, наконец — честолюбивые, замыслы Германии на Востоке. Из этого опыта я извлек все, что было возможно в смысле поучительности и интереса, когда, 25 января 1912 г., г. Пуанкаре, который перед тем принял председательство в Совете министров и портфель министра иностранных дел, вызвал меня в Париж, чтобы доверить мне управление политическим отделом. Это было на следующий день после серьезного спора, который мароккский вопрос и агадирский инцидент возбудили между Германией и Францией.

Дурные впечатления, которые я привез из Софии, очень быстро определились и подтвердились. С каждым днем мне становилось все более очевидным, что возрастающая непримиримость германского министерства иностранных дел и его тайные интриги должны были неминуемо привести к грядущему конфликту.


Еще от автора Морис Жорж Палеолог
Тайный брак императора: История запретной любви

Рассказ французского дипломата в России Мориса Палеолога о романе императора Александра II и княжны Екатерины Долгорукой (Юрьевской). В издание также включены дневниковые записи Палеолога, посвященные Распутину.12+ (Издание не рекомендуется детям младше 12 лет).Трагическая история любви российского императора Александра II и княгини Екатерины Юрьевской. Русский государь погиб от руки террориста, а дети Александра и Екатерины вынуждены были скрываться. Но через всю свою долгую жизнь в изгнании княгиня Юрьевская пронесла память о тех годах, когда была счастлива со своим Александром.


Царская Россия накануне революции

Вторая часть воспоминаний французского посла в России охватывает период с 1 января 1916 года по 17 мая 1917 года. Мемуары Палеолога представляют редкий по ценности материал для характеристики как франко-русских отношений в эпоху мировой войны, так и верхов русского общества в их отношениях к Франции и к войне. Русскому историку, изучающему эпоху мировой войны, придется не раз пересмотреть книгу Палеолога.


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

Это первая публикация недавно обнаруженных в Архиве внешней политики России «Записок» Г.Н. Михайловского, сына известного русского писателя Н. Гарина-Михайловского. Автор прослужил в МИД России с 1914 по 1920 г. Его воспоминания — своего рода исповедь российского интеллигента, достоверное и честное свидетельство очевидца и участника событий, который имел возможность не только наблюдать за формированием внешней и внутренней политики Николая II, Временного правительства, а затем Деникина и Врангеля, но и сотрудничать со многими главными действующими лицами российской трагедии. Книга 1 охватывает период с августа 1914 г.