Царская охота - [24]

 – Ну, здравствуйте, дорогой вы наш Леонид Альбертович! Весьма рад, что вы не только живы, но и, судя по тому, что мне сказала ваш лечащий врач, успешно идете на поправку! Да… простите, ради Бога!...

 Он сделал многозначительную паузу и, изобразив на лице сочувствие, нарочито скорбным  тоном произнес:

 – Примите, мои глубокие соболезнования по случаю трагической гибели вашей супруги и сына! Но… их уже не вернешь, а жизнь продолжается! Как, надеюсь, продолжится и наше с вами сотрудничество! Вы ведь помните – у нас еще осталось нерешенным одно небольшое дельце… Конечно, сейчас, видимо, не самое удачное время…

 Но Быков, вначале растерявшийся от столь неожиданного визита, не дожидаясь конца его разглагольствований, вдруг резко выбросил вперед руку и ухватил Пузыря за ворот плаща:

 – Ты еще смеешь упоминать их?! Да я тебя сейчас удавлю, гнида!...

 Пузырь испуганно отдернулся, аккуратно расправил смятый ворот и злобно покосился на Быкова:

 – Значит, этот следователь все-таки успел наболтать вам лишнего… Ну, что ж, может, это и к лучшему! Меньше придется объяснять и уговаривать!

 И, окончательно успокаиваясь, вновь перешел на спокойный, почти дружеский тон.

 – А ведь вы, Леонид Альбертович, сами виноваты в том, что случилось! Не станьте вы так артачиться, а согласитесь сразу на наши – очень, кстати, неплохие! – условия, сейчас, вместо того, чтобы валяться на этой грязной койке, лежали бы на пляже где-нибудь на Канарах! Слышали, наверное – в последнее время отдыхать там стало очень модным! У приличных, состоятельных людей, разумеется… Да и ваша семья была бы сейчас в полном здравии и благополучии! Так что, винить вам некого, кроме как самого себя! Но, повторюсь – случившегося уже не поправить, а дело нужно заканчивать… Предложение наше пока остается в силе – вы ведь живы и по-прежнему руководите этим вашим фондом, не так ли? Вот и думайте теперь, что вам дальше делать! Только не слишком долго думайте! Наше терпение тоже не безгранично, да и дело долго ждать не может… Иначе отправитесь прямиком вслед за вашими близкими!

 – Ты, Пузырь, лучше не обо мне – ты о себе думай! – прохрипел в ответ Быков. – В одном ты прав – дело еще не завершено и мы с тобой обязательно встретимся! Пусть мне даже с того света вернуться придется!...

 Однако после этих слов Пузырь лишь презрительно хмыкнул, встал с табурета и направился к двери. У самой двери задержался на мгновение и, обернувшись к Быкову, небрежно бросил:

 – Дурачок, да ты сам-то в это веришь?!... Короче, на то, чтобы успокоиться и принять разумное решение даю тебе еще сутки! А дальше… Как говорит народная мудрость, что посеешь, то и пожнешь!

 И коротко хохотнув, довольный своим, как ему казалось, весьма уместным и остроумным замечанием, вышел, громко захлопнув за собой дверь…

 Угроза была высказана прямо и недвусмысленно, и Быков  понял, что, как и предполагал следователь, теперь они продолжат убирать свидетелей, пока не будут уверены, что зачистили всех. В тот же день, сразу после дневного врачебного осмотра, он сунул под спортивную куртку пакет с документами и остатками денег и вышел во двор – якобы на обычную послеобеденную прогулку. Дойдя до огораживавшего больничный двор забора, с трудом – мешала закованная в гипс нога и два длинных костыля – протиснулся в давно примеченную им дыру в заборе и оказался на неширокой и тихой боковой улочке. Оглянулся по сторонам и, убедившись, что его появление не привлекло внимания редких прохожих, не спеша доковылял до соседнего перекрестка, где, как поведала ему медсестра, и находился тот самый "сэконд-хенд". Остававшихся денег ему едва хватило на то, чтобы купить пуховик и высокие зимние кроссовки – больничный халат оставил еще во дворе клиники, а гулять по улицам в одном, хоть и довольно теплом, спортивном костюме было явно "не по сезону".

 Садиться в общественный транспорт Быков не рискнул, опасаясь привлечь ненужное внимание видом наполовину забинтованной и заклеенной пластырями физиономии и несуразно выпяченной вперед загипсованной ноги. Избегая центральных многолюдных улиц, окраинами добрался до развалин своего дома, достал из тайника  заначку и так же не спеша заковылял к находившейся совсем неподалеку автотрассе, связывавшей их городок с областным центром. Здесь тормознул первую встреченную  большегрузную фуру – дальнобойщики народ сердобольный, отзывчивый – и без особых приключений добрался до областного центра. Впрочем, там он задерживаться не стал, понимая, что теперь его ищут не только Пузырь и его подельники, но и милиция. Быков перебирался из одного населенного пункта в другой, меняя районы, города, области, используя для своих перемещений попутки, автобусы, поезда, самолеты, останавливаясь в малоприметных заштатных гостиницах, мотелях и кемпингах… От гипса избавился в крохотной амбулатории в отдаленном хакасском селе. Молодой сельский врач, попавший туда по распределению незадолго до развала Союза, забытый и брошенный своим руководством и уже полгода не получавший заработной платы, за скромное вознаграждение с радостью согласился снять с него изрядно надоевший гипс и даже подарил небольшую деревянную трость, случайно оказавшуюся в его медпункте. Зрелище усохшей почти вдвое, обтянутой желтоватой кожей ноги, Быкова, разумеется, обрадовало мало. Но, вспомнив известную пословицу – были бы кости, а мясо нарастет! – смирился с увиденным и, рассчитавшись с сельским эскулапом, отправился дальше. Мышечная ткань, действительно, восстановилось довольно быстро, а вот неправильно сросшаяся коленная чашечка так и осталась вывороченной на сторону – теперь, по-видимому, уже на всю жизнь.