Царица Тамара - [6]

Хан. Да, много.

Царица. Но у меня достаточно земли. Согласны ли ты и твой народ отдать свою веру?

Хан молчит.

Царица. Согласен ли ты креститься во имя Христово?

Хан закрывает лицо рукой.

Царица. Знай, это и есть моя просьба.

Хан. Великая владычица, не могущественны мы там в стране нашей, но и не кичливы — и не шутим мы священными вещами.

Царица. Ты думаешь, что я кичлива и шучу? Во-истину, я желаю тебе блага.

Хан. Если бы я и мой народ хотели креститься, мы бы не противились тебе всеми силами. Ты напала на нашу страну и хочешь нас окрестить; мы не хотим креститься, мы будем драться до последнего человека.

Фатима рукоплещет.

Хан. Твой пророк был еврей, наш был араб, ты веруешь в своего, а мы в нашего. Захотела ли бы ты обменяться?

Царица. Нет.

Хан. И мы тоже нет.

Фатима рукоплещет.

Царица. Фатима!

Фатима. Прости, царица.

Хан. Мирно жили мы в Товине, и днем над нами было солнце, а ночью были звезды. И пришла ты на нашу землю, и вошла в наши хижины, и окрасила копья твои кровью.

Царица, потрясенная. Ответь ты ему, благочестивый отец, я нахожу… нахожу, что он немного прав.

Игумен. Ну, а вы там в Товине все голубки и никогда не окрашиваете копий ваших кровью? Вы прогнали в горы много народу из Эрзерума, граждан которого царица окрестила, и перебили их.

Хан. Когда это дошло до моих ушей, я предложил богатый выкуп, чтобы остаться другом великой царицы.

Царица. Я и требую выкупа.

Хан. Ты требуешь нашей веры.

Игумен. Сам же ты вызвал войну, хан. Царица предлагала вам креститься и жить мирно каждому среди своих виноградников и садов, но ты решил противиться ей.

Хан. Пророк велел нам сражаться, когда вера наша в опасности. Разве твой пророк не велел этого?

Игумен. Царица, скажи ему раз навсегда твои условия. Видишь, кротостью тут нельзя победить.

Царица. Мои условия известны тебе, хан. Что же ты ответишь мне?

Хан. Если бы у меня было больше воинов и я бы победил тебя, могла ли бы ты стать нашей?

Царица, подумав. Нет, нет… Что же я думаю. Я бы не могла. Никогда!

Игумен. Правда, правда, дитя мое.

Хан. Как же ты можешь требовать, чтобы я стал вашим?

Игумен. Он слеп и не видит своего спасения.

Князь Георгий, адъютант и священник возвращаются, все трое с копьями. У адъютанта через руку перекинут плащ.

Царица. Да, он слеп. Но никогда мне не случалось видеть слепца с таким взглядом.

Князь Георгий. О-го! Уж не огонь ли сверкает в глазах твоих из-под покрывала, Тамара?

Игумен. Ты ошибаешься, князь Георгий. Царица холодна.

Царица. Моли Бога, честной отец, чтобы я могла всегда оставаться холодной.

Князь Георгий. Георгий и Русудан верно вышли?

Царица. Да, они вышли. Попрощайся с ними перед уходом.

Князь Георгий. А с тобой нет?

Царица. Со мной? Молчит.

Князь Георгий. Ты не хочешь?

Царица встает и быстро сходит по ступеням. Да, да, да, Георгий, хочу. Отбрасывает покрывало, обнимает и целует его. Бог да будет с тобой. Снова закрывает покрывало.

Князь Георгий. И с тобой тоже, Тамара.

Крестится на иконы и уходит в сопровождении своей свиты.

Царица. Смотри, хан, вот идет князь Георгий к новым победам над врагами Христа. Он великий воин.

Хан. У него больше солдат, чем у нас.

Царица. Нынче ночью он разобьет хана Карскаго. Можно ли спастись от князя Георгия!

Хан. Все в руках Аллаха. Захочет Аллах даровать ему победу — и он победит. Нельзя избежать воли Аллаха.

Царица. Каждый раз ты возражаешь мне, будто ты не мой пленник. Как это так? И все, что я говорю тебе — напрасно.

Игумен. Так покажи же ему свою силу, царица, и он смирится.

Царица. Честной отец, пусть писцы уйдут.

Игумен берет у писцов пергаменты и просматривает их, писцы стоят между тем и ждут, следя за ним глазами.

Хан. Все, что ты говоришь мне — напрасно? Нет не все, что ты говоришь мне, не доходит до меня, великая царица. И голос твой таков, что я трепещу от него.

Царица. Но я непреклонна, помни это.

Хан. Значит, ты уже решила мою участь, если ты непреклонна. Так скажи же мне, что же ты решила, чтобы я больше не утруждал тебя. Смерть?

Царица. Смерть? Твою? Нет.

Хан. Ты можешь больше получить за мое тело, потому я и спрашиваю.

Царица. Господи — ты думаешь, хан, что я уж такая жестокая.

Хан. Ты даруешь мне жизнь, и я дам тебе много земель и много виноградников за твое милосердие. В Товине у меня есть большой сад, полный цветов, его я дам тебе за твою красоту.

Царица. У меня в моих владениях довольно земель и много садов.

Хан. Ничего другого дать я не могу.

Царица. Подумай, может быть, у тебя есть что-нибудь другое. Я подожду… Здесь так много людей. Почему не уходят писцы?

Игумен дает знак — писцы уходят. Игумен кладет пергаменты на стол царицы.

Царица. Благочестивый отец, ты утомлен. Ты можешь пойти отдохнуть.

Игумен. Я запру пленника.

Царица. Я это сама сделаю.

Берет ключ и отпирает обитую железом дверь. Хан подносит пальцы к груди, рту и лбу и идет. Игумен протягивает руку за ключом.

Царица. Ключ останется у царицы. Отбрасывает покрывало. Как странно, Фатима, вдруг здесь стало так пусто. Здесь вовсе нет людей.

Фатима. Хан ушел.

Царица. Да, и хан тоже ушел… Благочестивый отец, ты можешь идти отдыхать. Опускается на диван.

Фатима. Хочешь, я позову музыкантов и танцовщиц?