Царица Прасковья - [86]
…Михаил Семевский начал свой путь ученого историка с исследования времени Петра Великого. Лекцией о Петре I, прочитанной им в Кронштадте 6 марта 1892 г., он, в сущности, завершил свой жизненный путь — через три дня он скончался от воспаления легких.
Публикуемая ныне монография М. И. Семевского впервые была издана в 1861 г. в журнале М.М. и Ф. М. Достоевских «Время». Второй раз — уже в виде отдельной книги — она вышла в 1883 г., когда Михаил Иванович уже вовсю развернул свою деятельность как редактор «Русской старины», и, по мысли автора, она, книга эта, стала как бы первым томом написанной им трилогии «Очерки и рассказы из русской истории XVIII в.», куда, помимо книги «Царица Прасковья», вошли его исследования о политических процессах и следствии в царствование Петра I, биографические очерки о царице Екатерине Алексеевне и ее приближенных. Не случаен выбор Семевским темы исследования. В годы, когда он создавал его — в годы подготовки Великой реформы 1861 г., давшей свободу крестьянам и направившей страну на путь стремительных преобразований, — происходило переосмысление эпохи царствования Петра I и соответственно роли и значения этой личности. Казалось бы, в таком переосмыслении не было особой надобности — уже были написаны и вышли в свет многотомные штудии И. Голикова (конец XVIII в.) и официальная «История царствования Петра Великого» Николая Герасимовича Устрялова, которому покровительствовал Николай I.
Однако последний труд вызвал Обширную рецензию, точнее, небольшое исследование критического плана, принадлежавшую перу выдающегося русского историка П. И. Пекарского и опубликованную в «Современнике» за 1858 г. В ней он усомнился в методе Устрялова, который, в сущности, ограничился «собиранием материалов и не попытался сколько-нибудь осмыслить собранные им исторические факты, не выйдя из колеи прежних панегиристов», восхваляющих Петра чуть ли не как полубога или святого. Поэтому Пекарский поставил своей целью и задачей последующей историографии низведение, так сказать, полубога на Землю. Ведь Петр I, полагал он, имел дело с «живым материалом» — русским народом, да и сам царь-преобразователь находился под влиянием нравов и понятий своего времени, был сыном своего века. Поэтому, полагал историк, всегда при составлении биографии той или иной личности необходимо иметь в виду ту среду, которая оказывала влияние на духовный рост личности, — в данном случае на формирование Петра как преобразователя, тем более, что и преобразования не всегда носили отпечаток гениальности. «Не все части управления были обняты вдруг, не все преобразования задуманы разом в стройной системе, с ясным распределением» того, что нужно совершить в первую очередь, а что во вторую.
Нет никакого сомнения в том, что Семевский, создавая свой труд, не остался в стороне от веяний современной ему историографии. Он, как и Пекарский, поставил своей целью раскрыть взаимоотношения среды народной и личности преобразователя. Но как понять народ? Как выразить его дух, выразить ярко, образно, не-прибегая к статистическим штудиям, понятным лишь избранному десятку ученых, но недоступных обществу в целом?
Выход из такого положения заключался в том, чтобы из обширного перечня лиц русской истории начала XVIII в. отобрать таких деятелей, которые бы явились выразителями и, так сказать, типичными представителями народной среды, о которых было бы достаточно сведений в документах того времени. Поэтому не случайно выбор пал на царицу Прасковью. В ней, с одной стороны, было много хорошего, доброго — того, что присуще для простого русского человека. Достаточно обратить внимание на ее безыскусные письма к дочерям и внучке, помещенные в приложениях. «Печалью себя не убей, не погуби души, — обращается она к дочери Екатерине Ивановне, выданной замуж за одного из немецких князьков, — храни свой закон аки зеницу ока, чтобы тебе стати в будущем со Христом во единой вере, хотя неведомо что постражди; не наведи на себя клятвы церковной и нашей». А какой затаенной грустью преисполнено письмо царицы к внучке… «Да хочется, хочется, хочется тебя, друг мой внучка, мне, бабушке старенькой, видеть тебя, маленькую, и подружиться с тобою, старый с малым очень живут дружно». И это душевность не образованного человека, но человека полуграмотного, ибо Прасковья (как, впрочем, и сам Петр) не научилась как следует писать.
Но, с другой стороны, в царице много дурного. Жестоко расправляется она с не угодившим ей слугой — лишь случай предотвратил его убийство… Покровительствует, как любящая сестра, своему братцу, В. Ф. Салтыкову, издевавшемуся над супругой, и уберегает его от справедливой расправы… Но не есть ли эта жестокость, как бы вопрошает историк, лишь слабый отблеск того, что совершал сам Петр, с еще большей жестокостью расправляющийся с не угодившими ему людьми и чередующий пытки с попойками в кругу своих «птенцов» (пила с ними и Прасковья)? Вспомним, что не случайно этой «стороне деятельности» царя Семевский посвятил специальное исследование в своей трилогии, куда, как мы знаем, вошла и публикуемая ныне монография. Новое трагично, оно ломает судьбу человеческую, порождает двойственность, присущую, как полагал историк, большинству людей той эпохи, которые не склонялись явно ни на сторону Петра, ни на сторону приверженцев старины, стараясь угодить обоим, — и к этому большинству примыкала Прасковья.
