Царица Хатасу - [5]

Молодой царевич, не дрогнув, вынес его пронизывающий испытывающий взгляд и смело посмотрел в глаза жрецу.

— Да, — сказал Рансенеб после минутного молчания, — не велик ты ростом, но я читаю в твоих глазах, что у тебя мужественная душа и что маленький Тутмес легко может стать Тутмесом III, великим фараоном. А теперь, царевич, выслушай меня внимательно. Минуты дороги. Мне многое нужно сказать тебе.

Все трое сели. Жрец быстро описал положение в стране, настроенность высших классов и, главное, жрецов против царицы, которая делает вид, что уважает их, а в действительности уничтожает их влияние и не признает никакой другой воли, кроме своей.

— Так, — сказал он, — несмотря на мнение мудрых и наиболее уважаемых жрецов, она настаивает на строительстве усыпальницы для себя и Тутмеса II. Усыпальницы, план которой противоречит всем священным правилам, установленным богами.

Рансенеб сжал кулаки, и пламя ненависти вспыхнуло в его глазах.

— За образец она взяла постройки нечистого и побежденного народа. Не встречая сочувствия и помощи с нашей стороны, она вытащила из грязи ничтожного человека Сэмну, возвысила его до почетного положения и одарила своим полным доверием. Теперь это послушное орудие в ее руках распоряжается очень многим, гробит безумные деньги на гигантское сооружение и, несмотря на все препятствия, спешит с его окончанием.

— Но, — спросил внимательно слушавший Тутмес, — что могло внушить Хатасу такое предпочтение к архитектуре и обычаям побежденного народа, слабость и трусость которого она могла лично оценить? Ведь она сопровождала нашего отца в этом походе и присутствовала при поражении царей Нагорейна. Может ли она, такая гордая и энергичная, ценить то, что взято у побежденных?

Жрец кашлянул и, полузакрыв глаза, казалось, погрузился на несколько минут в глубокие размышления.

— Гм, — сказал он наконец, — это предпочтение, без сомнения, содержит странную тайну. Но самое странное, что начало ее благоговения к хеттам относится именно ко времени этой войны. С тех пор она всячески старалась облегчить участь пленников и многих из них поместила в своем дворце. Достигнув абсолютной власти, она приступила к сооружению своей усыпальницы, где хочет быть погребена вместе с Тутмесом II, несмотря на оппозицию жрецов всего Египта и на беспокойство народа, смотрящего с недоверием на этот чужеземный памятник. Глаза всех обращены на тебя, царевич. Ты надежда страны, так как царь очень болен. Царица никогда не была в особенно хороших отношениях со своим супругом и братом, теперь же оплакивает близкую кончину этого слабого и бездеятельного человека, над которым успешно властвовала. Она тщательно ухаживает за ним и удалила врачей храма Амона, чтобы давать больному лекарства, изготовленные старым хеттом Тиглатом. Это новое серьезное оскорбление для нашей касты. Но в то же время это дает нам в руки могущественное оружие. Мы можем распространить в народе слух, что царица отстраняет ученых с той целью, чтобы царь скорее умер и чтобы ей одной остаться на троне.

Тутмес громко расхохотался. Изумленный вид жреца и бабушки еще больше его развеселил. Наконец, с трудом сдержавшись, он сказал:

— Несмотря на всю мою злобу, я должен сознаться, что Хатасу умнее других. Она не далека от истины, подозревая, что жрецы желали бы избавиться от человека, который не оказывает им ни малейшей поддержки, но гарантирует ей мирное царствование. Ученики Амона легко могли бы посодействовать освобождению места рядом с ней, предназначенного мне. Клянусь, что это и есть настоящая причина моего изгнания. Может быть, она инстинктивно чувствует, что если я буду на троне, то уступить придется ей, так как я, в свою очередь, не признаю и не потерплю ничьей воли, кроме моей.

— За исключением воли богов и их служителей, которые возведут тебя на этот трон, — сказал жрец, подкрепляя свои слова строгим и многозначительным взглядом.

— Конечно, об этом не может быть и речи, — сказал Тутмес, опуская глаза. — Амону и его служителям я всегда буду послушен.

— Оставайся верным этим принципам, мой сын, и ты со славой будешь управлять царством твоих отцов. Но, — сказал Рансенеб, — время вернуться к настоящему.

Понизив голос, он изложил план действий и условился с царевичем о лучшем способе связи с ним. Наконец было решено, что великий жрец известит его, когда настанет время действовать.

Совещание было окончено, оба встали.

— Мне время отправляться, бабушка. До рассвета я должен быть уже далеко от Фив, — сказал Тутмес, надевая плащ и грубый полосатый клафт, придававший ему вид рабочего.

— Отправляйся, дорогое мое дитя, и да покровительствуют тебе боги в пути, — сказала Изиса, целуя его.

— Не беспокойся, бабушка! Меня ждет лодка, которая отвезет прямо в некрополь. Мои лошади и верный раб спрятаны у старика Сагарты, сторожа новой усыпальницы Хатасу. Место, следовательно, достаточно пустынное ночью, и тебе нечего бояться за меня.

У дверей дома Тутмес простился с жрецом и быстро пошел к берегу Нила. Квартал чужеземцев уже почти принял свой обычный вид. Проходя мимо одного из притонов, молодой человек услышал пение, звуки мандолы и топот танцовщиц. Он остановился и, нахмурив брови, стал прислушиваться к шумным и веселым возгласам. «Какая скука, — пробормотал он с досадой, — что я не могу хоть немного развлечься и вынужден бежать, как вор!»