— Болит? — спросила она.
— Нет.
Евгенидис провел рукой по культе. Волдыри и мозоли исчезли. Он освободился от боли в костях и фантомной боли в кисти. Может быть, богиня заступилась за него, и боль ушла навсегда?
Глядя на его руку, Аттолия сказала:
— Это я лишила тебя руки.
— Да.
— С тех пор я живу вне себя от горя из-за своей злобы и твоей боли. Мне казалось, что я никогда не чувствовала ничего иного, но эти чувства, по крайней мере, были мне знакомы. Я не знала любви. Я не могла распознать это чувство, пока мне не показалось, что я потеряла тебя в Эфрате. И когда я подумала, что теряю тебя во второй раз, я была готова отдать, что угодно, чтобы удержать: мою веру, мою гордость и мой гнев, все ради тебя. Теперь я вижу тебя здесь и вижу все, что я сделала с тобой.
Она осторожно погладила его искалеченную руку, и он вздрогнул от ее тепла и близости.
— Ты много лет следил за мной? — спросила царица.
— Да, — Евгенидис ступил на опасную территорию.
— Видел, как я обхожусь со своими баронами и слугами, сторонниками, предателями, врагами?
Она подумала о твердости и холоде, которыми годами укрепляла свое сердце, и спросила себя, была ли то добровольно надетая личина, или эта маска стала частью ее сути? Сможет ли прорасти и выжить посеянное в ее сердце семя доброты, тепла и сострадания?
Неспособная угадать ответ, она спросила:
— Как же ты можешь любить меня?
— Ты моя царица, — сказал Евгенидис.
Она сидела неподвижно и смотрела на него, впитывая его слова, как живительную влагу.
— Ты мне веришь? — спросил он.
— Да, — ответила она.
— Ты любишь меня?
— Да.
— Я люблю тебя.
И она поверила ему.
