Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба - [33]

За спиной Булыгина творились акции, о которых он сам узнавал из газет, а когда к нему обращались за разъяснениями, так и отвечал: ничего не знаю, не посвящен! Он просился в отставку, но государь его не отпускал: треповский срам нуждался в прикрытии фиговым листком. Дошло до того, что «вахмистр по воспитанию и погромщик по убеждению», как назовет Трепова князь Д.С. Урусов, тайно, при помощи ротмистра Комиссарова, организовал в типографии Департамента полиции нелегальную публикацию антисемитских прокламаций погромного содержания. Конспирация в квадрате! Когда позднее, благодаря А.А. Лопухину, Витте разоблачил эту затею и доложил о ней государю, то, по реакции венценосного конспиратора, понял, что тот был в курсе этой преступной акции, и, стало быть, она проводилась с его высочайшего одобрения.

Остается добавить, что рвение ротмистра Комиссарова было оценено по достоинству. Вместо того, чтобы за преступные действия, отягощенные злоупотреблением служебным положением, пойти под суд и на каторгу, он был «прощен» государем «за прошлые заслуги», успешно продолжал свою карьеру и 1917 год встретил в чине жандармского генерала!

Вот когда тот же Лопухин разоблачил двойную игру своего бывшего агента Азефа, «прошлые заслуги» бывшего начальника Департамента полиции в зачет не пошли: он был предан суду и сослан в Сибирь!

Отправляясь на театр военный действий, генерал А.Н. Куропаткин подготовил стратегический план — вполне грамотный и здравый. Поскольку основная часть армии еще не прибыла на Дальний Восток, Куропаткин намеревался избегать крупных сражений. Ведя планомерное отступление и сдерживая продвижение противника, он хотел дождаться прибытия и развертывания основной части войск, а затем перейти в контрнаступление. Однако на месте Куропаткин стал подгонять свою «кутузовскую» тактику под шапкозакидательство главнокомандующего Алексеева. Одно позорное поражение следовало за другим. Дважды уничтожив российский флот и овладев океаном, японцы добились подавляющего превосходства и на суше. Многократно разбитые русские войска к лету 1905 года были обескровлены и деморализованы. Но и японцы к этому времени выдохлись.

На фронтах наступило затишье. Президент США Теодор Рузвельт выступил с мирной инициативой, за что российские власти, конечно же, ухватились. Граф Ламсдорф предложил государю отправить на переговоры Витте. Царь не мог не понимать, что это наилучший выбор. Но соображения мелочного самолюбия, как всегда, брали верх над государственными интересами. С каким лицом он должен был просить Витте ехать за океан расхлебывать кашу, которую тот так упорно просил его не заваривать, за что и попал в опалу! Говоря витиеватым слогом самого Витте, «его величеству были отлично известны мои убеждения и мои старания предотвратить от России и ее монарха великие бедствия и что мои старания не увенчались успехом потому, что его величеству не угодно было в этом вопросе оказать мне доверие»[62].

Царь решил возложить миссию на посла в Париже Нелидова — того самого, который когда-то чуть было не втравил его в босфорскую авантюру, но доверия не утратил. Однако Нелидов, сославшись на преклонный возраст и болезни, от многотрудного задания уклонился. Тогда царь обратился к посланнику в Дании Извольскому, но тот ответил, что такое дело ему не по плечу; единственный человек, способный его вытянуть, — Витте. Следующим кандидатом стал посол в Италии Н.В. Муравьев (бывший министр юстиции).

Муравьев явился в Петербург, но, узнав, что на расходы главы делегации ассигнуется 15 тысяч рублей, а не 100 тысяч, как он рассчитывал, он на аудиенции у государя расплакался и, сославшись на болезни, стал просить уволить от столь тяжелой миссии.

Пришлось-таки самодержцу всероссийскому прищемить собственный хвост и пойти на поклон к опальному председателю комитета министров!

Витте отправился за океан и добился такого соглашения, что весь мир ахнул. Такую дипломатическую победу после позорного военного поражения, кажется, никто еще никогда не одерживал! Получив телеграмму о благополучном исходе переговоров, государь, по своему скудоумию и бедности воображения, не понял, что же произошло в далеком Портсмуте. И только когда на него обрушился шквал поздравлений со всего света, он осознал масштаб случившегося.

По возвращении Витте в Петербург Николай сердечно благодарил его за то, что он не только по букве, но и по духу выполнил все инструкции, и возвел его в графское достоинство. А через год, когда черносотенная пресса стала поносить вторично опального графа Витте, ставя ему в вину и Портсмутский мир, заключенный в угоду «жидам и масонам», газета «Новое время» привела слова государя: «Тогда все, кроме меня, были за то, чтобы заключить мир».

Говорил это царь или нет, неизвестно, но, как замечает Витте, «конечно, Суворин бы этого не печатал, если бы он не знал, что сие будет встречено свыше одобрительно»[63].

Пока Витте вытаскивал Николая из кровавой дальневосточной трясины, в которую тот себя загнал с помощью кузена Вилли (Вильгельма II), Безобразова и Плеве, венценосный конспиратор ухитрился попасть в новую ловушку, расставленную тем же неугомонным кузеном. Летом 1905 года состоялась встреча двух императоров на борту государевой яхты «Полярная Звезда», в Балтийском море, у острова Бьёркё, недалеко от Выборга. Официально она была объявлена частным свиданием родственников, не имеющим никакого отношения к политике. На самом деле два августейших кузена приятное совместили с полезным. Кузен Вилли, преследуя именно политические цели, выцарапал у кузена Никки ни больше ни меньше, как договор о военном союзе на случай войны с какой-либо третьей страной. Оговаривалось, что договор войдет в силу