Царь Сиона - [34]

— Ты богат, Блуст, — сказал Ян, делая попытку извлечь выгоду из настроения собеседника. — Ты можешь делать добро и помогать ближним, трудящимся и нуждающимся.

— Я и делаю это, Ян, но что из того? Вспомни, что говорит наш проповедник в Довентере: «Если не снимете с себя все одежды ваши и не принесете покаяния нагие и босые, не откроются вам врата Нового Иерусалима».

— Нельзя понимать эти слова буквально, как ты думаешь. Ты не должен претерпевать нужду, чтобы обогащать других, но должен с пользой употреблять избыток и делиться с тем, кто заслуживает помощи. Христос установил общность имущества между всеми, и ты, как всякий, вправе пользоваться тем, чем пользуются твои братья: не больше, но и не меньше других бери на свою долю. Доброе сердце часто завлекает нас слишком далеко и побуждает к чрезмерной щедрости. Я испытал это на опыте и вот теперь сам нахожусь в петле, потому что помогал другим.

Торговец устремил на говорящего внимательный взор и сказал так, как будто был приготовлен услышать это:

— Да? Продолжай, брат мой, я слушаю тебя.

— Я раздавал взаймы деньги, дарил и расточал помощь и благодеяния; но вот пришел день, когда я сам должен заплатить долг Григеману; а когда наступил срок, оказалось, что у меня нет презренного металла, нет друга, который бы поручился за меня. Мысленно я уже вижу себя выставленным у позорного столба.

— Этого не должно быть ни с одним верующим. Господь воздвигнет всегда кого-нибудь, кто захочет поддержать падающего брата. Я буду для тебя таким другом. Я знаю теперь все касающееся тебя, и вижу — перст Божий привел тебя к мне. Твоя жена, сестра моя, приходила сегодня ко мне и просила у меня взаймы денег. Но женщины слабый сосуд. Они болтают многое несогласное с истиной, переделывают все в свою пользу и любят винить другого, хотя бы этот другой был муж, которому они должны повиноваться. И сестра моя Микя в таком духе говорила со мной; а потому я не поверил ее рассказам и отказался исполнить то, о чем она меня просила. Но тотчас, как она ушла, я взял эту превосходную книгу и увидел слова: «Кто благочестив, да будет таковым всегда; и вот я приду скоро, и со мной награда для каждого по его заслугам». И я пожалел о своем жестокосердии…

Глубокий женский голос прервал речь Блуста.

— Во имя милосердного Господа, подайте милостыню!

Петер Блуст вышел из коморки в лавочку, чтобы исполнить просьбу нищей.

— Подайте милостыню несчастной старухе. Злые язычники выгнали меня из города, и предо мной лежит долгий путь; а ноги мои босы, и жажда томит меня, — продолжал молить голос нищей.

Ян поспешно приставил глаз к отверстию в перегородке и заглянул в лавочку. Там стояла его мать, Блуст протягивал ей подаяние. Ян, увидя ее, почувствовал стыд, в то же время его обуял страх при мысли, что она может открыть его присутствие здесь. Он спрятался в дальний угол и стоял, почти не дыша. Но против воли он слышал как будто другие голоса рядом с голосом давшей ему жизнь. Ему казалось, что трубы звучат над его ухом и возглашают первую половину недавно приведенного Блустом изречения: «Кто зол, да пребудет таковым вовеки, и кто нечист, да пребудет таковым вовеки».

Купец между тем вскоре вернулся, мрачный и потрясенный тем, что видел, и сказал:

— Эта женщина знавала, по-видимому, лучшие дни, а теперь, на старости лет, ее гонят вон, и она не находит себе приюта. Она говорит о языческом преследовании так, как если бы она родилась в Израильском царстве. Настоящая ли вера или безумие внушают ей эти речи, да будет с нею мир, и да пошлет ей Небо успокоение от всех ее бедствий. Не правда ли, брат мой?

— Аминь, брат мой, — пробормотал Ян, мало-помалу приходя в себя и успокаиваясь по мере того, как он убеждался, насколько мог верить глазам и ушам своим, что мать его удалилась отсюда и что Блуст не мог ни о чем догадаться.

— На чем же я остановился, когда нас прервали? — спросил Петер Блуст.

— Да, во всем, что касается источника ваших затруднений, я верю, конечно, тебе как благочестивому человеку больше, чем твоей жене, наполнившей дом гуляками и наложившей на него печать нечестия.

— Это клевета на нашу гостиницу, будто ее посещают гуляки.

— Все равно. Я не сужу и потому хочу тебе помочь. Вот здесь то, в чем ты нуждаешься и о чем просила твоя жена. Заплати твой долг: ведь скоро, быть может через неделю, наступит день, когда гнев Божий разразится, и лучше покончить земные счеты, прежде чем седьмой ангел опрокинет над землей чашу гнева Божьего.

Ян пожал Петеру сердечно руку и в порыве благодарности воскликнул:

— Ты знаешь хорошо, что я думаю обо всем этом, а что касается Мики, она придет сегодня же сказать тебе как она ценит…

— Молчи! — прервал его Блуст, со страхом затыкая уши. — Я делаю это не ради тщеславной хвалы друзей и прошу тебя совсем не говорить жене, что я дал тебе эти деньги. Муж — господин своей жены. Из его рук она получает все и не должна спрашивать, где он что взял.

— Пусть так, — сказал Ян дружески. — Но, с твоего позволения, я напишу сейчас расписку тебе.

— Нет, это лишнее! — возразил Блуст. — Между братьями, ищущими пути к Отцу Небесному и жаждущими обрести Новый Иерусалим, не должно быть ни залога, ни присяги, ни письменных обязательств. Одна только любовь должна связывать всех. Ведь все, что мы даем друг другу — лишь часть возврата, полученного раньше от других, или же это — завещание умирающего в наше тяжелое время, накануне всеобщей гибели от Божьего гнева.