Царь Петр и правительница Софья - [83]
— Нету, этот помоложе. Кто бы это был?
— Это князь Кольцо — Мосальский: посадка княжья… Что-то он скажет?
Всадник приближался. Все узнали тучную фигуру Кольца. Не здороваясь ни с кем, он прямо крикнул:
— Что, одумались? Винитесь великому государю?
Опять выступил Зорин, держа в руке челобитную.
— Перед великим государем нашей вины нету, — отвечал он за всех.
— А это что у тебя? — спросил Мосальский, указывая на бумагу.
— Челобитье великому государю… Прими его, ваша княжья милость, и вычитай перед войском его царского величества.
И Зорин подал челобитную.
— Так вы не винитесь великому государю? — снова спросил Мосальский, не развертывая челобитной. — Не выдадите заводчиков, что к Москве ходили? Не идете в указанные места?
— В челобитье все прописано, — отвечал Зорин.
— В последний раз спрашиваю, — настаивал Мосальский, — выдадите заводчиков?
— Нет у нас заводчиков! — с запальчивостью отвечали из толпы.
— Напролом, братцы! Напролом!
Мосальский видел, что ему ничего не оставалось делать, как возвратиться к своему полку, а иначе он мог только раздражить непокорных своим присутствием.
— Так пусть Бог и великий государь рассудят нас, — сказал он и поворотил своего коня.
Когда отъехал Мосальский, стрельцы собрались в круг и стали думать, что им предпринять: идти ли напролом, как некоторые советовали, или же выждать, что будет, какой ответ выйдет на их челобитную. Но они напрасно ждали: от царского войска никто не являлся, напротив, там, казалось, царствовала мертвая тишина.
Но скоро эта тишина сменилась чем-то зловещим. С возвышения, на котором стояло царское войско, послышались какие-то странные звуки, какое-то сопение. Стрельцы стали прислушиваться: ясно было, что это — церковное пение.
— Что там? Что ли хоронят кого?
— Нету, не хоронят: нас собираются хоронить.
— Что так?
— Али не слышишь? Молебен поют.
— И точно молебен… Слышишь: преподобный отце Николае, моли Бога о нас…
Стрельцы задумались: молебен поют, значит дело нешуточное, не пугать только пришли, а к смерти готовятся, не ровен час… И стрельцам надо готовиться к смерти: затем пошли — все под Богом, посейчас живы, а там кто знает… Надо служить молебен, надо помолиться Богу, может быть, в последний раз.
Приходит из заднего обоза и батюшка, отец Ириней, старый — престарый. Он со своими детками — стрельцами и Чигиринские походы делал, и азовские. Никогда не забудут стрельцы, как он, отец Ириней, стоял с крестом на валу под Азовом, блистая своею святительскою сединою, и благословлял своих деток на бой с врагами креста.
— Что, детушки, не помолиться ли и нам? — сказал он, указывая на царское войско, откуда доносилось трогательное пение.
— Надо помолиться, как же! Без этого нельзя.
— Не нехристи мы, сдается, Бога не забыли.
— Да катай, отец, во всю, загни такой молебище, чтобы…
— Знаю, знаю, детки: возглашу акафист преподобному Сергию.
И вскоре царское войско могло слышать, как и стрелецкий табор огласился молитвенным пением. Трогательно и страшно было слышать эти два молебна, в которых молящиеся, дети одной и той же земли, у одного и того же милосердного Бога просили «на враги победы и одоления».
— «Ты бо еси, Господи, — слышалось трепетное старческое возглашение, — помощь беспомощным, надежда безнадежным, плавающим пристанище, недугующим врач, — сам всем вся буди, ведый коегожде и прошение его, дом и потребу его…»
При слове «дом» стрельцы особенно жарко молились, встряхивая волосами и с особенною силою надавливая двумя пальцами на вспотевшие от усердия лбы, и плечи, и животы… А старческий голос продолжал дребезжать, разносимый ветром вместе с дымом кадильницы:
— «Избави, Господи, люди твоя от глада, губительства, труса, потопа, огня, меча, нашествия иноплеменных и междоусобныя брани…»
А она-то и готовилась, о ней и молились. Ни природа во всей красе своей, ни это заволакиваемое тучами небо, ни яркая зелень леса, ни колыхающиеся нивы, ни пение жаворонка, ни умиляющиеся в молитве сердца, ничто не могло остановить того, что должно было совершиться. По окончании молебна стрельцы подходили к кресту, громко исповедывались, прощались друг с другом и клялись умереть до единого. Благословляя их правою рукою, левою старый отец Ириней утирал катившиеся из глаз его слезы.
— Детушки мои, детушки! Благослови вас Господь! Заступи вас преподобный отче Сергие!
Затем все стихло. Слышно было только пение жаворонка на небе, да иногда начинала куковать кукушка и снова умолкала.
В царском войске началось движение. Вперед были выдвинуты пушки, а конница делала боковые движения. От пушек отделилось несколько всадников, и, приблизясь к стрельцам, которые тоже строились рядами, один из подъехавших сказал:
— Его царского пресветлого величества боярин и воевода Алексей Семенович Шеин указал в последнее объявить вам: положите оружие и о винах ваших добейте челом. А буде вы того не учините, и вас, нимало медля, станут громить пушками.
— Мы того не боимся! — запальчиво отвечали стрельцы. — Громите!
— Видали-ста мы пушки и не такие!
Посланные отъехали к своему войску и снова воротились.
— Так вы не хотите добить челом?
— Не хотим! — был ответ.
Предлагаем читателю ознакомиться с главным трудом русского писателя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905)◦– его грандиозной монографией «Исторические русские женщины». Д.Л.Мордовцев —◦мастер русской исторической прозы, в чьих произведениях удачно совмещались занимательность и достоверность. В этой книге мы впервые за последние 100 лет представляем в полном виде его семитомное сочинение «Русские исторические женщины». Перед вами предстанет галерея портретов замечательных русских женщин от времен «допетровской Руси» до конца XVIII века.Глубокое знание истории и талант писателя воскрешают интереснейших персонажей отечественной истории: княгиню Ольгу, Елену Глинскую, жен Ивана Грозного, Ирину и Ксению Годуновых, Марину Мнишек, Ксению Романову, Анну Монс и ее сестру Матрену Балк, невест Петра II Марью Меншикову и Екатерину Долгорукую и тех, кого можно назвать прообразами жен декабристов, Наталью Долгорукую и Екатерину Головкину, и еще многих других замечательных женщин, включая и царственных особ – Елизавету Петровну и ее сестру, герцогиню Голштинскую, Анну Иоанновну и Анну Леопольдовну.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Историческая беллетристика Даниила Лукича Мордовцева, написавшего десятки романов и повестей, была одной из самых читаемых в России XIX века. Не потерян интерес к ней и в наше время. В произведениях, составляющих настоящий сборник, отражено отношение автора к той трагедии, которая совершалась в отечественной истории начиная с XV века, в период объединения российских земель вокруг Москвы. Он ярко показывает, как власти предержащие, чтобы увеличить свои привилегии и удовлетворить личные амбиции, под предлогом борьбы за религиозное и политическое единомыслие сеяли в народе смуту, толкали его на раскол, духовное оскудение и братоубийственные войны.
Даниил Лукич Мордовцев (1830–1905) автор исторических романов «Двенадцатый год» (1879), Лже-Дмитрий» (1879), «Царь Петр и правительница Софья» (1885), "Царь и гетман" (1880), «Соловецкое сидение» (1880), «Господин Великий Новгород» (1882) и многих других.Герои предлагаемой исторической повести» Авантюристы» — известные политические и общественные деятели времен правления Екатерины II живут и действуют на фоне подлинных исторических событий. Все это делает книгу интересной и увлекательной для широких кругов современных читателей.
Даниил Лукич Мордовцев (1830-1905) — один из самых замечательных русских исторических романистов. Его книги пользовались огромной популярностью среди российских читателей до революции, однако к советскому читателю многие его произведения приходят только в последнее время. Роман «Замурованная царица» переносит читателя в Древний Египет (XIII-XII вв. до н. э.) и знакомят с одной из многих художественных версий гибели Лаодики — дочери троянского царя Приама и Гекубы. После падения Трои юная красавица-царевна была увезена в рабство и попала во дворец фараона Рамзеса III, где вскоре погибла, заколотая мечом убийцы.
В книгу вошли незаслуженно забытые исторические произведения известного писателя XIX века Е. А. Салиаса. Это роман «Самозванец», рассказ «Пандурочка» и повесть «Француз».
Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.
Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.
Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.
«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.