Царь Петр и правительница Софья - [19]

Шрифт
Интервал

— А! Фрейлен Модеста! Фрейлен Иоганна! Мои невесты! — с улыбкой встретил их Лефорт.

— Гутен абенд! — присели девочки.

— Вы что, майне киндер? — ласково спросил Монс.

— Мама прислала нас прощаться, спать пора, — сказала старшая.

— Ах, папа! Еще рано, — надула губки младшая, — я совсем не хочу спать.

Отец засмеялся, с любовью трепля девочку за плечо.

— У, огонь! — ласково говорил он. — Вот и девочка моя — огненная.

— А разве есть и огненный мальчик? — спросила она.

— Есть, майн кинд.

— Какой же он, папа?

— Огненный.

— Ну, уж! Ты всегда, — надулась девочка, — я говорю, кто он?

— Не скажу, майн кинд: узнаешь, спать не будешь.

— Нет, папа, скажи: я буду думать о нем и усну.

— Ах, Анхен, — вмешалась старшая сестра, — я знаю, о ком говорит папа. О нем, о маленьком кениг Петер.

— Фуй! — брезгливо сказала Анхен.

— Вот как! — засмеялся Лефорт.

— Какова наша кенигин! — улыбнулся добродушно и Гордон. — Почему же он тебе не нравится?

— О! Он барбар московит, — презрительно передернула плечом бойкая Анхен. — Он говорит, что терпеть не может девочек.

Все засмеялись. Но в это время послышался осторожный стук в крылечную дверь. И хозяин, и гости тревожно переглянулись. Кому бы это быть? Стук повторился настойчивее. Хозяин тихонько подошел к окну и глянул вниз.

— Ба! Да это наш друг фон Гаден. Что бы это значило? Надо пойти отворить ему… А вы, майне киндер, спать, спать… шляфен зи воль…

Девочки присели и убежали к себе наверх.

Через минуту Монс ввел нового гостя. Это был мужчина лет шестидесяти, седой, с большою лысиной. Лицо его изобличало сильное волнение или испуг. Войдя в комнату, он в изнеможении опустился на стул.

— Что с вами, мой друг? — с участием спросил хозяин.

— О, я пропал! — слабым голосом отвечал пришедший и с отчаянием схватился за голову.

— Что же случилось? — спросил Гордон, подходя к нему.

— Меня ищут стрельцы… хотят убить… говорят, будто я отравил царя..

— Но может быть, это только болтают?

— Нет… вот… сами прочтите…

Дрожащею рукою он вынул из кармана измятый листок бумаги и подал Гордону.

— Вот тут все… одних уж убили…

Гордон расправил листок и стал читать:

— Список царским злодеям… Бояре, князь Юрий Алексеевич Долгорукий, князь Григорий Григорьевич Ромодановский…

— Этого уж убили с сыном Андреем, — пояснил фон Гаден глухим голосом.

— Князь Михаил Юрьевич Долгорукий, — продолжал Гордон.

— И этот убит, и старик отец убит.

— Что за варвары! — невольно вырвалось у Лефорта.

— Читайте, генерал, — слабо вздохнул фон Гаден.

— Кирилл Полуехтович Нарышкин, Артамон Сергеевич Матвеев…

— Изрублен в куски, — снова пояснил Гаден.

— Иван Максимович Языков, Иван Кириллович Нарышкин, постельничий Алексей Лихачев, казначей Михайло Лихачев, чашник Семен Языков, думные дьяки, Ларион Иванов…

— Убит.

— Дохтур Данилка немчин…

— Это я, — глухо сказал пришедший.

— Но тут еще много, — заметил Гордон, пробегая глазами список.

— Да много что-то… Только что мне делать?

Гордон задумался. Все прочие молчали. Все ясно видели, что кровавая драма только начинается. А какой будет ее последний акт, этого никто не мог сказать. Пока только один «немчин» попал в список обреченных на смерть. А если зверь разлакомится первой кровью? Если после Кремля пойдут на Кукуй? У Гордона немного немецких рейтаров… Но, что загадывать об этом! Надо во что бы то ни стало спасти обреченного уже на заклание… Гордон выпрямился.

— Вам здесь оставаться нельзя, — сказал он, подходя к фон Гадену и кладя руку ему на плечо, — по крайней мере эти дни, пока звери не напьются крови… Похмелье скоро настанет. Вам надо спасаться вплоть до конца этого похмелья: надо уйти совсем из слободки и из Москвы.

— Но как уйти, вот вопрос! — со стоном спросил несчастный.

— Надо переодеться… Надо нарядиться русским, мужиком, нищим, надеть лапти.

— Скорее одеться странником, монахом… Они, эти варвары, уважают странников, — заметил Лефорт.

— И посох в руки, и котомку, — подсказал Монс.

В это время среди ночной тишины резко выкрикнул и затянул сильный мужской голос:

Наварю я пива пьяного,
Накурю вина зеленого…

Слышно было, что поет пьяный. Гости Монса переглянулись.

— Это поет стрелец, — сказал Гордон, — я эту песню знаю… Плохой знак…

— А что? — спросил тревожно Монс.

— Пить начали, теперь им удержу не будет.

Пьяный голос между тем пел, все более и более приближаясь:

Накурю вина зеленого,
Напою я мужа — дьявола,
Облоку его соломою,
Положу-то посередь двора,
Да зажгу его лучиною…

— А! Меня, стерва, лучиною! — сам же себе отвечал пьяный голос. — Я те покажу лучиною… меня-то соломою! Ах, ты, паскуда! А! Что выдумала…

— О, майн Готт, майн Готт! — отчаянно всплеснул руками фон Гаден. — Боже! Что за варварский народ… И зачем только я сюда приехал!..

IX. Облава на бояр

Утром следующего дня дворец московских царей представлял печальное зрелище. На половине юного царя и его матери слышались стенание и плачь. Наталья Кирилловна в тоске и ужасе ломала руки и без слов падала перед киотом, в котором всю ночь теплились лампады, освещая темные молчаливые лики женщин, в глубокой скорби стоящих у креста, на кресте тихо угасающий лик божественного страдальца. Она, царица Наталья, мучительно, хотя греховно, но невольно приравнивала свою скорбь к скорби этой женщины, стоящей у креста… А тот, за кого она трепетала, ходил хмурый и бледный из одного покоя в другой, останавливаясь перед окнами, открывавшими вид на постылый Кремль, и снова торопливо шагал из угла в угол, словно бы его душили эти стены, эта клетка. Казалось, он возмужал за один день, вырос, очерствел. Когда из дальних покоев царевен, сестер и теток, доносился плач, он только нервно хмурил брови.


Еще от автора Даниил Лукич Мордовцев
Лжедимитрий

Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.


Великий раскол

Исторический роман из эпохи царствования Алексея Михайловича.


Сагайдачный. Крымская неволя

В книгу русского и украинского писателя, историка, этнографа, публициста Данила Мордовца (Д. Л. Мордовцева, 1830— 1905) вошли лучшие исторические произведения о прошлом Украины, написанные на русском языке, — «Сагайдачный» и «Крымская неволя». В романе «Сагайдачный» показана деятельность украинского гетмана Петра Конашевича-Сагайдачного, описаны картины жизни запорожского казачества — их быт, обычаи, героизм и мужество в борьбе за свободу. «Крымская неволя» повествует о трагической судьбе простого народа в те тяжелые времена, когда иноземные захватчики рвали на части украинские земли, брали в рабство украинское население.Статья, подготовка текстов, примечания В.


Русские исторические женщины

Предлагаем читателю ознакомиться с главным трудом русского писателя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905)◦– его грандиозной монографией «Исторические русские женщины». Д.Л.Мордовцев —◦мастер русской исторической прозы, в чьих произведениях удачно совмещались занимательность и достоверность. В этой книге мы впервые за последние 100 лет представляем в полном виде его семитомное сочинение «Русские исторические женщины». Перед вами предстанет галерея портретов замечательных русских женщин от времен «допетровской Руси» до конца XVIII века.Глубокое знание истории и талант писателя воскрешают интереснейших персонажей отечественной истории: княгиню Ольгу, Елену Глинскую, жен Ивана Грозного, Ирину и Ксению Годуновых, Марину Мнишек, Ксению Романову, Анну Монс и ее сестру Матрену Балк, невест Петра II Марью Меншикову и Екатерину Долгорукую и тех, кого можно назвать прообразами жен декабристов, Наталью Долгорукую и Екатерину Головкину, и еще многих других замечательных женщин, включая и царственных особ – Елизавету Петровну и ее сестру, герцогиню Голштинскую, Анну Иоанновну и Анну Леопольдовну.


Кочубей

Сборник посвящён тому периоду истории России, когда молодая Империя смело вторгалась в ранее отторгнутые от неё земли, обретая новых друзей и врагов.


Москва слезам не верит

Историческая беллетристика Даниила Лукича Мордовцева, написавшего десятки романов и повестей, была одной из самых читаемых в России XIX века. Не потерян интерес к ней и в наше время. В произведениях, составляющих настоящий сборник, отражено отношение автора к той трагедии, которая совершалась в отечественной истории начиная с XV века, в период объединения российских земель вокруг Москвы. Он ярко показывает, как власти предержащие, чтобы увеличить свои привилегии и удовлетворить личные амбиции, под предлогом борьбы за религиозное и политическое единомыслие сеяли в народе смуту, толкали его на раскол, духовное оскудение и братоубийственные войны.


Рекомендуем почитать
Бесики

Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.


На подступах к Сталинграду

Роман основан на реальной судьбе бойца Красной армии. Через раскаленные задонские степи фашистские танки рвутся к Сталинграду. На их пути практически нет регулярных частей Красной армии, только разрозненные подразделения без артиллерии и боеприпасов, без воды и продовольствия. Немцы сметают их почти походя, но все-таки каждый бой замедляет темп продвижения. Посреди этого кровавого водоворота красноармеец Павел Смолин, скромный советский парень, призванный в армию из тихой провинциальной Самары, пытается честно исполнить свой солдатский долг. Сможет ли Павел выжить в страшной мясорубке, где ежесекундно рвутся сотни тяжелых снарядов и мин, где беспрерывно атакуют танки и самолеты врага, где решается судьба Сталинграда и всей нашей Родины?


Еретик

Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.


Арест Золотарева

Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…


Парижские могикане. Часть 1,2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.