Царь нигилистов - [24]
— Молчат все.
— Ага! — усмехнулся Саша.
— Духи сказали, что слишком много народа. Им трудно так отвечать. Пришлось удались несколько человек.
— Угу! Скептиков!
— Да-а. Анну Федоровну в том числе. Тютчев занимается спиритизмом, вызывает дух князя Черкасского. Она говорит, что пророчества духа, как две капли воды похожи на мысли ее отца. И даже стиль ответов похож.
Саша хмыкнул.
— И что предсказал дух?
— Что Россия возьмет Констатинополь и станет новой всемирной христианской империей.
Саша прыснул со смеху.
— Ну, да! У него и стихи есть на эту тему. Извини, Никса, но щита на вратах Цареграда я тебе не обещаю, мытья сапог в Индийском океане — тоже. Рад бы, да врать не буду.
— Зиновьев мне сказал, что ты ему за обедом, как бы между прочим, рассказал об освобождении Болгарии.
— Это верно. Болгарию освободим. Но не более того.
— Он сказал, что ты описал ему болгарскую кухню, болгарские пейзажи и даже запах степей.
— Я много видел в своих снах.
— Саша, что ты говорил о добросовестном заблуждении?
— Знаешь, лучше один раз увидеть. Ты же хотел поприсутствовать на спиритическом сеансе?
— Да.
— Что, если я для тебя устрою?
— Ты?
— А что ты удивляешься? Левитации колокольчиков не обещаю, зато блюдце может пойдет, куда надо, я же знаю будущее.
— Блюдце?
— Сеанс будет по продвинутой технологии двадцатого века. Запоминай, Никса! Нам понадобится: большой лист плотной белой бумаги… ватман уже делают?
— Да.
— Отлично! Еще циркуль, карандаш, свеча и блюдце из тонкого фарфора, чем легче, тем лучше. Сможешь достать?
— Легко!
— Только пообещай мне не воспринимать слишком всерьез. Салонное развлечение — оно и есть салонное развлечение.
— Обещаю, если ты мне потом объяснишь, в чем заблуждение.
— Конечно. Слушай, а они связали свой спиритизм и мою болезнь?
— Еще бы! Я просто не успел рассказать. Ты почувствовал себя больным как раз во время сеанса. Но мы были в Фермерском дворце, а родители — в Большом дворце. Когда вернулись, ты уже был без сознания. Тогда мамá поклялась, что больше никогда не будет баловаться подобной чертовщиной.
— Хорошо, что ты мне об этом рассказал, — проговорил Саша.
— Ты мне, кстати, какую-то неизвестную сказку Пушкина обещал, — напомнил Никса. — Про царя Никиту.
— А! Ну, слушай:
Зиновьеву удалось, наконец, отделаться от собеседника, и он решительно направлялся к ним.
— Ой! — сказал Саша. — Пока отменяется. А то мы с тобой оба нарвемся на строгий выговор. В случае благоприятного исхода высочайшего суда.
— Что настолько?
— Ну, Пушкин был известный… вольнодумец. Я ее, кстати, до конца наизусть не помню. Надо список поискать. У Зиновьева наверняка есть. Хранится еще со времен Русско-турецкой войны, когда он молодым гусаром… или, в каких он там войсках служил?
— Кавалергардом, полагаю. Но очень может быть, он женат на младшей сестре поэта Батюшкова.
— Боже мой! Одни поэты.
— Но я не решусь у него спрашивать, — заметил Никса.
— В этом ты совершенно прав, лучше сразу у нее.
— А у дам такое бывает?
— У дам и не такое бывает.
Зиновьев неумолимо приближался.
— Он, кстати, в каком чине? — успел спросить Саша.
— Генерал-адъютант.
— Насколько это круто?
— Папá был генерал-адьютантом до смерти дедушки.
— Понял, — вздохнул Саша.
— Николай Александрович, Александр Александрович, думаю, нам пора, — сказал Зиновьев, подойдя к ним.
— Николай Васильевич, мы куда-то спешим? — спросил Саша.
— В восемь ужин, в девять вас хотел видеть государь.
— А сейчас сколько?
Никса достал брегет.
— Половина шестого.
— Николай Васильевич, а можно еще прокатиться по городу? По Петергофу? Мы ведь успеем.
— Хорошо.
Они отдали кружки торговке квасом, покинули станцию и сели в ландо. Экипаж покатился по мощеной мостовой.
До города было совсем близко, только пересечь пути.
Дома, больше напоминающие особнячки, магазинчики с полотняными навесами на первых этажах, дорога без всяких признаков асфальта. Ни одного автомобиля, даже старого, ржавого и брошенного где-нибудь в глубине двора. Зато несколько конных повозок и пара телег с сеном под управлением настоящих бородатых мужиков во вполне традиционной одежде: в косоворотках и полотняных штанах.
Больше всего Сашу поразила обувь.
— Николай Васильевич, можно ехать вровень с телегой? — попросил Саша.
Зиновьев поймал его умоляющий взгляд и бросил кучеру:
— Ванька, помедленнее!
И ландо притормозило.
— Никса, на нем действительно лапти или я сплю? — спросил Саша.
И указал «брату» глазами на мужика на телеге.
— Да, лапти, а что? — удивился Никса.
— Ничего. Непривычно.
Никса пожал плечами.
Он был мрачен, и всю дорогу смотрел в сторону.
— Мне не надо было тебе говорить? — спросил Саша.
— Надо, — вздохнул он. — Ты все правильно сделал. Одного не пойму, почему я тебе поверил.
— Потому что умеешь отличать правду от лжи.
Зиновьев смотрел вопросительно.
— Саша умеет не только освобождение Болгарии предсказывать, — объяснил Никса.
— Что еще за предсказание? — спросил Зиновьев.
Саша уж было открыл рот, но Никса положил ему руку на плечо.
Загадочные мутации превратили часть населения Земли в высшие существа, суперменов с могущественной силой мысли, способных просчитывать в уме сложнейшие математические задачи и усилием воли убивать на расстоянии. Все остальное человечество Иные рассматривают как рабов, ненужный генетический хлам и видовых конкурентов. Сопротивляться установлению на планете строжайшей иерархической диктатуры телепатов практически невозможно, однако даже в этой безнадежной ситуации находятся люди, готовые противостоять беспощадным монстрам в человеческом обличье.
Герои романа Олега Волховского «Маркиз и Жюстина» – молодая супружеская пара, оказавшаяся на самом острие страсти. Он – красавец-интеллектуал со склонностями к изящному садизму, она – дочь известного политика, готовая ради удовольствия пожертвовать всем, даже собственной жизнью. Проза Олега Волховского несколько лет назад стала «культовой» в определенных кругах читателей, разошлась на цитаты, была воспринята как откровение и прорыв. Сегодня роман читается как потрясающая история любви, которая одновременно и дар, и проклятие, и милость, и дерзость.Маркиз и Жюстина – из творений де Сада – возвращаются, чтобы жить среди нас…
Апостолом быть трудно. Особенно во время второго пришествия Христа, который на этот раз, как и обещал, принес людям не мир, но меч.Пылают города и нивы. Армия Господа Эммануила покоряет государства и материки, при помощи танков и божественных чудес создавая глобальную светлую империю и беспощадно подавляя всякое сопротивление. Важную роль в грядущем торжестве истины играют сподвижники Господа, апостолы, в число которых входит русский программист Петр Болотов Они все время на острие атаки, они ходят по лезвию бритвы, выполняя опасные задания в тылу врага, зачастую они смертельно рискуют — но самое страшное в их жизни не это, а мучительные сомнения в том, что их Учитель действительно тот, за кого выдает себя…
Догадывался ли Гаузен, обычно не склонный к героическим поступкам, что в скором времени ему предстоит спасать не одну, а сразу двух девушек? Прекрасней первой он не встречал, а вторую он даже в глаза не видел! Тут уж не до взбалмошного принца с его занудным заданием. А древняя реликвия, полученная от обиженного жизнью призрака, впутает в такие неприятности, что в одиночку не расхлебать! Без паники! Причина всех неприятностей запросто может послужить ключом к их решению. Вот что нужно знать, оказавшись в переплете… В переплете Книги Знаний.
Сколько всего на меня навалилось после одного вечера! Но письмо из академии магии — это уже слишком! И ведь отказаться нельзя! Теперь нам с сестрой предстоит отправится в другой мир. Что нас ждёт? Приключения? Дружба? Любовь? Или выживший из ума призрак, от которого мы должны избавиться? Но как нам это сделать в мире, где мы никому не можем доверять?
Диалоговый опус о массовых попаданцах. Имеются сленг, стёб, спам, рояли.
«Калейдоскоп феникса» – это уникальное издание, собравшее в себе экспериментальные произведения малой прозы. Для произведений характерен сюжет, изображающий мрачные события и катастрофы, трагические изменения человеческого сознания, охваченного страхом и теряющего контроль над собой. Для них типична зловещая, угнетающая обстановка, общая атмосфера безнадежности и отчаяния. Мистичность этих произведений обусловлена стремлением автора разгадать метаморфозы человеческой психики и познать её тайные свойства и патологии, обнажавшиеся в «аномальных» условиях.
Эта удивительная повесть про путешествие во времени одного современного русского мальчика принадлежит перу известного сценариста, художника и актёра Александра Адабашьяна (сценарист: «Несколько дней из жизни Обломова», «Неоконченная пьеса для механического пианино»; художник-постановщик: «Раба любви», «Свой среди чужих, чужой среди своих» и др.) и режиссёра Анны Чернаковой. Герой повести попадает в прошлое своей семьи и по мере развития событий углубляется всё дальше и дальше во тьму веков, оказываясь в конце пути в XIV веке у своего пра-пра-пра-пра… – деда.
Эксцентричный бизнесмен бесследно исчезает. Через несколько лет его признают пропавшим без вести и оглашают завещание. Огромное богатство переходит бедной семье, главой которой является родной брат пропавшего бизнесмена. Семья переезжает в старинный особняк на «Рублевке». Два родных брата остаются праздновать Новый год в особняке, а родители улетают за границу. Парни находят на чердаке необычный сейф, который им вскоре удается открыть. Они планируют праздновать Новый год с красивыми девушками среди роскоши и дорогих машин.
Наш современник Саша Ильинский уже вполне освоился в теле Великого князя Александра Александровича, да и быт позапрошлого века уже не кажется столь ужасным, как в первые дни. Писать пером уже получается и с французским гораздо лучше. Чего нельзя сказать о немецком, танцах и верховой езде. Да и с ружейными приемами, честно говоря, не очень. А впереди кадетский лагерь, а потом учебный год. И если бы только это! То, что восхищает интеллигентов из салона Елены Павловны, удивляет господина Герцена в Лондоне и заставляет видеть в Саше нового Петра Великого, почему-то не очень нравится папá — ГОСУДАРЮ Александру Николаевичу.
Современный российский адвокат, любящий защищать либералов, леваков и анархистов, попадает в тело тринадцатилетнего великого князя Александра Александровича — второго сына императора всероссийского Александра Николаевича (то есть Александра Второго). И блеснуть бы эрудицией из двадцать первого века, но оказывается, что он, как последний лавочник, едва знает французский и совсем не знает немецкого, а уж этим ужасным гусиным пером писать совершенно не в состоянии. И заняться бы прогрессорством, но гувернеры следят за каждым его шагом, а лейб-медик сомневается в его душевном здоровье. Да и государь — вовсе не такой либерал, как хотелось бы… Как изменилась бы история России, если бы Александр Третий оказался не туповатым консерватором, попавшим под влияние властолюбивого Победоносцева, а человеком совершенно других взглядов, знаний и опыта?