Царь Мира - [145]

— Что требуется от правительства, кроме санкций на проведение расследования и оперативные действия по мере необходимости?

— Нам может понадобиться помощь военных. Я не исключаю возникновения экстремальной ситуации. У нас есть спецподразделения, но, судя по печальному опыту русских, справиться с этим явлением будет нелегко.

— Вы получите любую поддержку, — завершил разговор Уоткинс.

Олдбрайту пришлось приложить все свои усилия, чтобы сдержать легкую усмешку, — в ней не было и намека на презрение аристократа к человеку низкого происхождения, а было восхищение королевой, — однако Уоткинс мог неправильно понять эту усмешку.

* * *

— Мы с тобой поедем куда захочешь и купим сколько угодно лошадей. Переведи ей, Дарби. — Эдик счастливо улыбался, сидя на диване и обнимая Джин за плечи. — Куда ты хотела бы поехать, Джин?

— Ой, даже не знаю… я хотела бы чистокровных верховых и арабских… вообще можно и у нас их купить, но они очень дорогие…

— Это чепуха, — сказал Эдик. — Мы с тобой богатые люди и можем себе позволить всякие капризы.

— Но ведь у вас… — начала было Джин и смущенно поглядела на Мак-Гроу.

— Что? — спросил Эдик. — Ты говори, от Дарби у меня секретов нет. Он спас мне жизнь.

Мак-Гроу внешне казался бесстрастным, но на это уходили все его силы.

— У вас есть жена, я ее видела по телевизору, она очень красивая, — скороговоркой сказала Джин.

— Ну и что? Есть люди, у которых по нескольку жен.

— Это мусульмане, — улыбнулась Джин, и Дарби прикрыл глаза — эти ямочки на щеках… В профиль девушка еще больше походила на его Энн, мертвую Энн. — А вы же не мусульманин.

— Ради тебя я готов даже стать мусульманином, — сказал Эдик.

— Нет, не надо. У меня родители строго к этому относятся. Папа.

— Что?

— Если он узнает, он может запретить нам встречаться.

— А ты хочешь, чтобы мы встречались?

— Да, — тихо сказала Джин, даже не дождавшись, пока Дарби переведет всю фразу.

— Кто же может запретить тебе делать то, что ты хочешь? Никто этого не посмеет, — сказал Эдик. — Я поговорю с твоими родителями. Или мы попросим Дарби. Его все слушаются.

Джин с улыбкой посмотрела на Дарби, когда услышала последние слова, и сердце у него бешено заколотилось.

— Они его боятся, — подмигнул Эдик Дарби. — Думают, что он очень страшный. А он на самом деле добрый.

Был бы ты простым смертным и не будь у тебя этой огненной птички над головой, я бы тебе показал, какой я добрый, подумал Мак-Гроу.

— А эти молнии все время летают за тобой? — спросила Джин.

— Да, они меня охраняют, — сказал Эдик. — У тебя тоже будет такая молния, и тогда никто не посмеет тебя тронуть.

— А ты научишь меня управлять ей? Эдик усмехнулся, несколько растерянный:

— Ты знаешь, это вряд ли получится. Ими только я могу управлять. Других они не слушаются.

— Это плохо, — сказала Джин. — А если они будут убивать лошадей? Тогда они мне не нужны.

— Нет-нет, это получилось случайно. Эфэл подумал, что твоя лошадь угрожает мне, она ведь неслась прямо на меня. Но больше этого не будет.

— Ты говоришь «подумал». Они могут думать?

— Да. Может быть, ты тоже сможешь управлять ими, но не сразу. Или наши дети… — Эдик запнулся.

Дарби хладнокровно перевел его слова, Джин сразу покраснела, потом улыбнулась и взглянула на Эдика.

— Если у нас будут дети… То есть я хотела сказать, что мы должны пожениться, если мы хотим, чтобы они были…

Она окончательно смутилась, Эдик взял ее руку, поднес к губам.

— Все будет, как ты захочешь, — тихо сказал он.

Они поглядели в глаза друг другу, и Джин сказала, приподнимаясь:

— Хочешь, я тебе покажу лес? И буду учить тебя говорить?

— Ладно. Мы тогда пойдем вдвоем, без Дарби. Пусть он отдохнет, — сказал Эдик, улыбаясь и подмигивая Мак-Гроу.

Тот кивнул. Когда они вышли, Мак-Гроу налил себе полный стакан виски и выпил залпом. Потом опустился на диван, где они сидели, тут же встал, пересел в кресло. Он даже — не мог понять, какие чувства он сейчас испытывал. Клубок к горлу: подкатывал. Дарби начал задыхаться, и слезы выступили у него на глазах.

* * *

— Знаешь, почему этот холм называют Дансинг-Хилл?

— Данс… Данс — это танцевать. — Эдик обнял Джин за плечи и покружил вокруг себя.

— Да, правильно, — рассмеялась она. — Здешние крестьяне ходили танцевать в соседнюю деревню, понимаешь?

Эдик кивал. Он понимал почти все слова, а смысл фразы дополнялся жестами и интонациями Джин.

— Они там всегда напивались, а потом, когда возвращались мимо этого холма, им казалось, что он качается, танцует вместе с ними. И они назвали его Дансинг, танцующий. Понял?

— Да, — сказал Эдик, притянул ее к себе, поцеловал. Они шли по той же просеке, на которой встретились. Эдик увлек Джин в сторону, раздвигая одной рукой кустарник, а второй обнимая ее за талию. Внезапно он почувствовал, как обожгло руку, остановился, потряс ею в воздухе.

— Осторожнее, — сказала Джин, улыбаясь. — Этот кустарник кусается.

— Это вроде крапивы, — пробормотал Эдик по-русски.

— Его так и называют — «обжег руку». Он еще как-то называется по-научному, но у нас в деревне его называют именно так.

Джин что-то еще говорила, Эдик же бормотал про себя «burn arm», о чем-то это напоминало, но о чем? И вдруг вспомнил — Бирнам, Бирнамский лес, театр, «Макбет»… Как давно это было, как далеко это сейчас. Он встряхнул головой, отгоняя непонятные мысли. Джин взяла его обожженную ладонь, поднесла ее к губам. Они стояли на маленькой поляне, и Эдик положил руки ей на плечи, опустился на колени, увлекая ее за собой. Что-то накатило на него в этот вечер, он любил ее так жадно, страстно, долго, как никогда в жизни, словно это была их последняя встреча. Но он не мог тогда знать, что это действительно было так. Джин стонала, извивалась под ним, ей было больно и даже страшно. Она не сказала ему, что ее родители и соседи называли его убийцей, продавшим душу дьяволу. Она даже не представляла себе, что скажет ей отец, если узнает об их связи. И сейчас, когда он яростно, задыхаясь, целовал ее губы, грудь, живот, бедра, Джин казалось, что он хочет вобрать ее в себя, поглотить, что вот-вот они сольются в одно существо. Но ведь это и называлось любовью? Или это смертный грех? Все так нежданно обрушилось на нее, простую смешливую деревенскую девчонку. Она жила в своем маленьком уютном мирке и была не готова к восприятию нового, огромного, подавлявшего ее мира.