Царь Мира - [142]

Девушку звали Джин Ферндейл, она оказалась дочерью фермера, жившего в близлежащей деревушке. Форс был ее любимой лошадкой, купленной отцом к шестнадцатилетию дочери. Она сама выбирала его, и, когда вернувшийся охранник сказал, что лошадь убита, Джин снова заплакала, и снова засуетились мужчины, пытаясь ее успокоить.

— Дарби, скажи ей, что я подарю ей любую лошадь, какую она захочет, ладно?

Мак-Гроу кивнул и принялся объяснять Джин, с кем ее свела судьба. Девушка закивала, когда услышала его имя, конечно, она знала, кто поселился в замке, но потом, осознав, что это и есть Царь, уставилась на Эдика дивными своими глазами, и были в них и детское восхищение, и испуг, и ожидание чуда, но Царь вспомнил взгляд девушки, когда она говорила о своем Форсе, и за те чувства, которых удостоился обычный жеребец, он, может быть, отдал бы все свое могущество.

— Дарби, попроси, чтобы Джин осталась у нас, и пошли кого-нибудь предупредить ее родителей, — сказал Эдик, положив руку на плечо телохранителя, и тот вынужден был взять себя в руки, чтобы снова не выдать себя.

Поначалу и сам Дарби не смог бы объяснить, почему, будучи профессионалом, он не смог скрыть своих чувств, но позже, когда он вышел наконец из гостиной, понял, в чем дело, просто Джин была дьявольски похожа на его жену Энн, убитую эфэлом. Потому и бормотал бедняга Максвелл, он же Мак-Гроу: «Этот ублюдок хочет отнять и ее, отнять у меня», — не сознавая очевидного факта, что Джин вовсе не принадлежала ему. Но разве можно объяснить что-то с позиций рассудка человеку, близкому к безумию от вновь нахлынувшего на него осознания непоправимой потери, от того, что снова, сам того не зная, Эдик Власов вмешался в его жизнь и лишил его возможности ожить, почувствовать себя человеком, мужчиной? И теперь, угрюмо понял Дарби, только смерть этого ублюдка поможет Максвеллу вернуться к жизни.

* * *

Джин Ферндейл еще ни разу не видела такой роскоши, как в той спальне, где ее разместили. Но ее восторгов хватило минут на пять, потом она вспомнила, чем заплатила за все это великолепие, вспомнила предсмертный храп Форса и его великолепное тело, распростертое в грязи на просеке, и заплакала, присев на краешек огромного кресла.

Когда Эдик вошел, она продолжала всхлипывать и посмотрела на него невидящими глазами. Он открыл мини-бар, достал два бокала и, плеснув в них виски, подошел к ней.

— Please, drink, — сказал он, улыбаясь и вкладывая в ее ручку бокал.

Они выпили вместе, Джин поморщилась, но Эдик опять принес наполовину наполненные бокалы. Она хотела отказаться, но он улыбался и настойчиво, разжимая ее тонкие пальчики одной рукой, другой вкладывал в них бокал. Много ли нужно было шестнадцатилетней девчонке, ни разу не пробовавшей крепких напитков? Через пять минут комната поплыла перед ее глазами, а Царь стоял перед ней на коленях, положив одну руку на ручку кресла, а вторую на бедро Джин. И эта рука была горячей и живой, пальцы ее потихоньку сжимались, скользили, подбираясь к лону, и Джин часто дышала и улыбалась, не зная, что ей делать. Эдик вдруг вспомнил ту школьницу из Васильевска, как он жадно тогда ее раздевал, почти насиловал. Сейчас ему хотелось другого. И он не знал, как объяснить Джин, что она должна делать, не приглашать же Дарби в переводчики.

— Джин, — сказал он и расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке, — please, do it… you… I want… — Он снова застегнул пуговицу, ласково взял ее руку, приблизил к вороту рубашки и повторил: — Please, do it.

Она кивнула, понимая, что он хочет, но не была уверена, что это будет правильно с ее стороны. Но он был Царь, он мог и приказать, и Джин была в его власти, хотя женское чутье подсказывало, что ее власть над ним могла быть не меньшей. Пьяно улыбнувшись, она стала расстегивать пуговицы его рубашки, прикасаясь к его разгоряченному телу холодными тонкими пальчиками, и у него голова кружилась то ли от этих прикосновений, то ли от виски. Она расстегнула пуговицы до пояса, он подался вперед, кивая ей и улыбаясь, и тогда ее ладони скользнули по его плечам, снимая рубашку.

Джин не была девственницей, ей уже доводилось иметь дело с парнями. Но в эту минуту все было иначе, и она понимала, что от ее поведения зависит ее судьба, хотя и не знала, к чему стремится, что хочет от нее этот странный человек…

Он выпрямился, поднявшись с колена, и положил руку на пояс. Она посмотрела на него снизу вверх и увидела, что он продолжает улыбаться, но на лице его так явно читалось возбуждение, что Джин стало страшно. Ей казалось, что он сейчас набросится на нее, как тот тип после танцулек, — он вызвался проводить ее и, едва они зашли в темный подлесок, повалил на землю и молча овладел Джин, не сказав ни слова ни до, ни после этого.

Джин еще не приходилось самой раздевать мужчин. Она стала расстегивать брюки Эдику, остановилась — она вдруг подумала, что он собирается заняться с ней «французской любовью», и усмехнулась про себя. Когда она спустила его брюки, Эдик вдруг схватил Джин за волосы и прижал к себе, потом отпустил ее и снова хрипло сказал по-английски:

— Yes, do it… so… yes…