Царь-колокол, или Антихрист XVII века - [95]

* * *

– Елена, сегодня великий день! – произнес тихо Алексей.

– Знаю, – прошептала красавица, – и молю Всевышнего, чтобы он счастливо окончился.

– Так благослови же меня, чистая голубица, – сказал пылкий юноша, став пред нею на колени.

– Господи, благослови его окончить великое дело, – прошептала она, устремив взор на небо.

– Теперь последний поцелуй! – прошептал Алексей, страстно прижавшись к устам красавицы.

– Ты и во сне был со мной, – нежно шепнула Елена, оторвавшись от губ Алексея. – Перед тем как проснуться, видела я сон, будто мы вместе были на какой-то горе, с золотыми венцами на головах, и вдруг полетели в небеса, высоко, высоко… Вот я и теперь чувствую в сердце ту же радость, какую ощущала в ту минуту…

Тем же путем, как и пришел, промелькнул Алексей на улицу. Чем теперь была полна душа его? О, настоящие минуты были для него теми немногими мгновениями, которые заставляют человека забывать многие годы страшных страданий…

Из дома Башмакова Алексей, разумеется, отправился к колоколу. Заря уже исчезла, небосклон зазолотился, и вот солнце, как будто получив повеление свыше, выкатилось в небо во всем своем царственном убранстве, облеченное в мириады ослепительных лучей. Ни одного облачка на голубой ризе неба, ветерок не колыхнет листа, как будто сама природа приготовилась к зрелищу.

Жители первопрестольного града, едва проснувшись, спешили уже на место зрелища в праздничных своих одеяниях. Огромная площадь приметно начала покрываться народом, и еще не ударили к ранней обедне, а на ней уже не было свободного места. Работники спешили окончить последние поделки: расстилали красное сукно от дворцового крыльца, по которому назначалось царское шествие, обивали бархатом ступени возвышения, приготовленного для синклита. Вскоре собрались и люди, назначенные для подъема колокола. Для этого отряжена была тысяча лучших мастеровых из числа бывших в то время в Москве, как людей более способных для предстоящего труда.

Взойдя на колокольню, Алексей смотрел задумчиво на эти окончательные приготовления, производившиеся под наблюдением самого Артемона Сергеевича, который прибыл на площадь, едва только рассвело.

При этом всеобщем движении Алексей, отложив всякое самолюбие, подумал серьезно едва ли не в первый раз, какие будут последствия, если колокол не поднимут, если он ошибся в своих вычислениях? Ледяные иголки сдавили его грудь, кровь застыла около сердца и прилила в голову!

– Что если эта возможность существует только в моей голове, – прошептал он, – если я, обманываясь сам, обманул и царя, и весь народ русский? И что тогда сбудется из моих мечтаний, из моего воображаемого блаженства? Боже, лучше порази меня в эту минуту, прежде нежели меня постигнет этот удар.

И Алексей, отуманенный такими мыслями, едва не бросился с верхнего яруса колокольни.

– Что если я не подниму его? – вскричал он раздирающим душу голосом, схватясь руками за голову.

– Успокойся, Бог милостив, авось по пословице, дело мастера боится, – раздался позади Алексея знакомый голос Артемона Сергеевича, и слова эти, как слова Ангела-хранителя, уврачевали встревоженную душу Алексея. Он взглянул на небо, и слеза надежды блеснула на его глазах…

Предварительно дано было знать из Патриаршего разряда, чтобы в этот день во всех церквях московских литургия начата была часом ранее, кроме церкви Василия Блаженного, куда долженствовало собраться все духовенство для торжественного шествия оттуда к колоколу. Вот и в церкви Василия Блаженного зазвонили к достойно, и все святители начали облачаться в священные одеяния; и царь Алексей Михайлович, отслушав обедню в дворцовой церкви, повелел подать ему светлое платье.

А между тем, казалось, вся Москва собралась на площади. Земля, крыши, церкви, примосты – все залито было народом, жаждавшим видеть великое зрелище. И только пространство около колокола, защищаемое стрелецкими полками, не было на расстоянии нескольких десятков сажен занято любопытными; но зато и тут тысяча мастеровых людей стояла густою толпою.

– Господи благослови! Кажется, скоро царь выйдет, – сказал Матвеев, обращаясь к Алексею. – Вот уж все бояре высыпали на Красное крыльцо, вот и царские рынды выступили на лестницу. Э, да и святейший патриарх Иосаф с духовенством и святыми хоругвями показался из церкви Василия Блаженного.

Но Алексей не слышал слов Артемона Сергеевича и стоял, устремив беспокойный взор на толпу людей, назначенных поднимать колокол. Между ними мелькало множество мужиков с длинными, остроконечными бородами, которые, казалось, прятались за других, не желая быть замеченными… Вот еще показалась борода… Вот мелькнуло чье-то знакомое лицо. Алексей смотрит и не верит глазам. Так, он видит Аввакума… «Артемон Сергеевич!» – вскричал Алексей, обращаясь к тому месту, где стоял Матвеев. Но почтенный сановник, вероятно, желавший что-нибудь приказать, был виден уже далеко от него в толпе народа. Алексей быстро спускается вниз, чтобы его догнать; но толпа теснит, жмет, едва дозволяет ему сделать шаг вперед…

В это время кто-то схватил за рукав Алексея. Он обернулся и увидел пред собою знакомого ему приказчика Козлова.