Царь Гильгамеш - [22]

Его славили как царя над царями. Это Этана взмыл на орле в небо, когда, по причине своего бесплодия, искал для рождения наследника зелье, растущее только на небесах.

Поразительное чудесное путешествие Этаны из Киша на небеса даровало ему желанного наследника, но все равно Этана пребывает сегодня в Доме Праха и Тьмы, а Киш не имеет более власти над всеми землями. К тому времени как царем Киша стал Энмебарагеси, величие Урука возросло. Мескингашер, сын солнца, стал нашим царем, когда Урук еще не был Уруком, а двумя деревнями – Эанной и Куллабом. После него царем был мой дед, герой Энмеркар, который создал Урук из двух деревень. А после него – Лугальбанда. При этих двух героях мы завоевали нашу независимость и достигли расцвета и величия, хранителем которых я был все эти долгие годы.

Энмебарагеси давно умер, и его сын Акка стал царем Киша. В один прекрасный день, при ярком зимнем солнце я впервые увидел этот город, высоко вздымающийся на плоской равнине Буранну, за стеной со многими башнями, выкрашенными в ослепительный белый цвет. На башнях развевались длинные флаги багряного и изумрудного цветов. Киш похож на двугорбого верблюда: на западе и востоке два центра-близнеца и низинный район посередине. Храмы Киша возвышались на очень высоких помостах, выше, чем Белый Помост Урука. Ступени к ним поднимались высоко в небо, словно вели к самим богам. Это показалось мне величественным и прекрасным и когда я перестраивал храмы Урука, то имел ввиду высокие помосты Киша. Но это было много лет спустя.

Город Киш был великолепен. Казалось, все в нем кричало: «Я могущественный, я непобедимый город!» Я почувствовал себя мальчишкой, первый раз покинувший родной дом, но в сердце моем не было места страху.

Я предстал пред стенами Киша, и мрачный длиннобородый привратник вышел, небрежно помахивая своим бронзовым скипетром, знаком его должности. Он оглядел меня с ног до головы, словно я был каким-то ничтожеством, мясом, ходившим на двух ногах. Я ответил на его взгляд таким же наглым взглядом.

Слегка касаясь рукояти своего меча, я сказал ему:

– Доложи своему господину, что сын Лугальбанды пришел из Урука приветствовать его.

9

В ту ночь я ел с золотых блюд во дворце царя Акки. Так началось мое четырехлетнее пребывание в Кише.

Акка тепло принял меня то ли из уважения к моему отцу, то ли от мысли как-то использовать меня потом против Думузи. Может быть, было в его радушии немного и того и другого. Он был человеком чести, как мне и говорили, но в то же время Акка до мозга костей был монархом, который обращал все на пользу своего города.

Это был розовокожий здоровяк с большим брюхом. Он обожал мясо и пиво.

Голова у него была совершенно безволосая. Ему брили ее каждое утро в присутствии его придворных и сановников. Лезвия, которыми пользовались цирюльники, были из белого металла, которого я никогда не видел прежде, и чрезвычайно острые. Акка сказал, что они из железа. Это удивило меня, поскольку я считал, что железо темнее и не годится к употреблению – оно мягкое и его по-настоящему не наточить. Управляющий объяснил мне, что это особое железо. Оно упало с неба в земле Дильмун, и его сплавляли с другим металлом, которому не было названия, он то и давал сплаву белый цвет и особую твердость. Много раз с тех пор я мечтал о таком металле для выделки оружия и о тайне его выплавки.

Как бы там ни было, я никогда не видел никого, выбритого более чисто, чем Акка. Все высшие сановники тоже ходили бритыми, кроме тех, предки которых были люди пустыни, так как их волосы слишком густые и брить их нелегкая задача. Я это понимаю, потому что мои волосы точно такие же, как у Лугальбанды. Во мне тоже течет кровь людей пустыни: мой рост, мои густые волосы и борода говорят об этом, хотя нос у меня не острый и загнутый, как у них. В любом городе страны живет немало детей пустыни, но в Кише их больше, чем в любом другом месте. В Кише их было, наверное, больше половины населения, и на улицах мне приходилось слышать их речь так же часто, как и нашу собственную. Акка знал, что я убежал от Думузи.

Казалось, он знал много из того, что происходит в Уруке, куда больше, чем я. Нет ничего удивительного в том, что такой могущественный царь, как Акка, держит широкую и мощную сеть лазутчиков в городе, который считается соперником Киша. Что меня удивило, так это источник, откуда пришли эти сведения. Эта истина открылась мне позже.

– Что же ты натворил, – спросил Акка, – что заставило царя так поступить с тобой?

Над этим я и сам много думал. Почему Думузи вдруг стал смотреть на меня, как на врага, не замечая меня все шесть или семь лет, что прошли со смерти моего отца? Или это время я не представлял совершенно никакой опасности его владычеству? Хотя я был силен и высок не по годам, я еще не был готов играть хоть сколько-нибудь значительную роль в управлении городом. Наверняка Думузи это понимал. Если по мальчишеству я когда и хвастался, что в один прекрасный день стану царем, так ведь это и было мальчишеское хвастовство, пока правление моего отца, героя Лугальбанды, было еще свежо в моей памяти. Все мечты о царской власти, которые у меня были в более поздние времена – я не отрицаю, что они у меня были, – я держал при себе.