Царь Алексей Тишайший - [22]

.

Недовольство «мира» правительство царя Алексея Михайловича смогло в итоге направить в необходимое русло редакционной работы над составлением «Уложенной книги». Одновременно начались и преследования разного рода выступлений против власти под предлогом борьбы с «бесчинием». Еще в начале августа 1648 года патриарх Иосиф стал рассылать по городам грамоты о посте по случаю «межуусобной брани» в Москве и по городам. Ссылаясь на общий «мятеж, и хлебной недород и скотиной падеж», патриарх требовал повсюду провести соборные молебны «со звоном» и учредить двухнедельный пост: «со всякою чистотою и благоговением, и хмелного питья того поста отнюдь не пили и матерны бы не бранились», обещая «безчинникам» торговую казнь и патриаршее «духовное запрещение». 4 ноября по всем городам Московского государства был разослан царский указ о запрете «богомерзких дел». С тех пор накладывался крепкий «заказ» (запрет) на все не одобрявшиеся церковью народные развлечения и суеверия, самыми известными из которых были игры скоморохов. Грамоты, отправленные воеводам, требовали от них отчета о сохранении благочиния в церкви и удержания людей от пьянства (это уже было повтором после летнего распоряжения о посте), а еще светская власть ополчилась на все, что выходило за рамки церковной регламентации. Под запрет попадали даже качели и колядование на Святках, какое-то умывание водой «на серебре», кулачные бои, танцы с медведями и скоморошьи представления: «А где объявятца домры и сурны и гудки и гусли и хари и всякие гуденные бесовские сосуды, — приказывали воеводам по городам, — и ты б те б велел вынимать и, изломав, те бесовские игры велел жечь»^{97}.

Установлена прямая связь этого указа с челобитной выборного человека от Курска Гаврилы Малышева на Земский собор 1648/49 года. По возвращении ему пришлось держать ответ за эту инициативу, выставлявшую курян и других жителей северских, польских и украинных городов не в лучшем свете перед царем. Но главное, во дворце продолжали искать средства, как справиться с последствиями летнего «мятежа»: по словам Поммеренинга, его участников высылали из столицы под предлогом «игры в карты или зернь» или продажи «табака и водки». Предупреждая возможные гулянья на Рождество и Богоявление в Москве и других городах, в новом указе, рассылавшемся по инициативе Стрелецкого приказа после 19 декабря 1648 года, грозили карой тем, кто «кликал» в эти церковные праздники «коледу», «усень» и «плугу», устраивал «игрища». Опять доставалось «игрецам бесовским» — скоморохам с их «домрами, и с дудами, и с медведи». В грамотах говорилось о попах и иноках, ходивших пьяными по улицам, требовали преследовать «упивавшихся» по улицам, сидящих в праздники в харчевнях и ругавшихся матерной бранью. Попутно доставалось даже тем, кто брил бороду или, совсем уж невинное дело, пек из хлеба «всяко животно скотско, и зверино, и птичье» (зооморфные фигуры, на языке этнографов)^{98}. Ни до, ни после в законодательстве царя Алексея Михайловича такого прямого вмешательства в привычный уклад жизни больше не встречалось.

На таком фоне 29 января 1649 года завершилась работа над «Уложенной книгой», где ясно был провозглашен принцип судебного равенства: «чтобы Московского государьства всяких чинов людем от болшаго и до меншаго чину суд и росправа была во всяких делех всем ровна». В предисловии к Соборному уложению «подправили» историю его создания и устранили упоминания о воздействии «мира», участвовавшего в принятии решения о созыве Земского собора. Однако сохранившиеся источники о призыве выборных на собор для составления «Уложенной книги» после бунта в Москве в июне 1648 года достаточно говорят о последовательности событий, завершившихся принятием судебного кодекса. Сколько бы потом ни происходило разных событий, вырванный «миром» из рук царя Алексея Михайловича главный принцип «равенства» в законодательстве, принятый «общим советом», было уже не отменить. «Мир» одержал большую победу, добившись многих существенных изменений в законодательстве и в жизни Московского царства, как общего «государева и земского дела».

Почти тысяча статей разделенной на 25 глав «Уложенной книги» — от первых разделов о «церковных мятежниках» и об охране «государской чести» до последних указов «о корчмах» — стали основой нового порядка и закона в Московском царстве^{99}. Все главные начала управления, суда, собственности и самого существования разных чинов — дворян, служителей церкви, крестьян и холопов, стрельцов и казаков — получили письменное и печатное утверждение. Текст Соборного уложения скреплен даже подписью боярина Бориса Ивановича Морозова, которого «волею» земских людей низвергли из власти^{100}. А вот подписей тех, кому царь Алексей Михайлович был обязан преодолением летнего политического кризиса 1648 года, — бояр Никиты Ивановича Романова и князя Якова Куденетовича Черкасского — среди рукоприкладств под огромным столбцом Соборного уложения нет.

С этого времени пополнить или изменить закон становилось сложно; требовалось особое решение царя и Думы, чаще всего только трактовавшее неясности кодекса. Всё, что не входило в Соборное уложение, считалось новоуказными статьями, которые со временем предполагалось собрать в новый свод законов. Не случайно Уложенная комиссия Екатерины II тоже собиралась для того, чтобы привести в соответствие нормы законодательства, накопившиеся за прошедшие сто с лишним лет. И когда в 1830 году впервые было издано «Полное собрание законов Российской империи», оно также открывалось текстом Уложения 1649 года, которым, как писали составители этого кодекса, и началось «обнародование общих узаконений в печати»