Цапля ловит рыбу - [12]

— Друзья у него есть?

— Раньше было так: с кем общается — тот и друг. Мог привести домой, оставить ночевать. «Ты накорми его, Малыш!» — сам мог уехать. У него не было ни тайн, ни зависти, ни ревности. Сейчас все эти люди считаются его друзьями только по инерции.

— А враги?

— Врагов практически тоже нет. Но он их легко заводит. Как друзей.

— Женщины?

Много приятельниц, но от них, по-моему, стал уставать. С Терезой он больше думает об успехе. О больших ролях в кино. Самбисты, десантники… Это в прошлом. Тереза ввела его в свой круг. Сейчас он делает свою жизненную карьеру.

Рисунок взаимоотношений внутри пресловутого треугольника прояснился.

Овчинникова поспешила дополнить:

— Не подумайте. У него своя жизнь. Я ему никогда не мешала, я ему друг. Их любовь начиналась у меня на глазах.

— Он звонит вам?

— Иногда в день по нескольку раз. Телефонистки удивляются. Бывает, из-за границы. Из Ханоя, из Кельна!

— О чем говорите?

— Ни о чем. «Как ты? Как девочка? Дай ей трубку…»

— По-вашему, его сейчас нет в Ухте?

— Я бы вам сказала.

— Вы виделись в Москве?

— В этом году? Нет. С утра до позднего вечера заседали… На второй день перед работой заехала на станцию, где у них съемки, Сабира не было. Так и уехала.

— Где, по-вашему, он может быть сейчас?

— С Терезой его нет? Даже не представляю.

— Он снял деньги со счета. Может, речь идет о какой-то покупке? Машины, например. Не говорил вам?

— Сабир не водит машину. Мне он вообще ничего не говорил.

— Переписываетесь?

— Нет. Только дочь. С его матерью. Иногда Сабир ей отвечает.

— Помогает материально?

— У нас всего хватает. На алименты я не подавала.

— Расскажите о его последнем приезде в Сосногорск.

Своей просьбой Денисов словно подвел итог. Она подняла глаза. Лицо было приятным, хотя и невыразительным. Внешнее словно постаралось перечеркнуть чистое и глубокое внутреннее.

— В феврале, седьмого. Мы с дочерью встречали его в Ухте, в аэропорту. Две недели перед этим я была на больничке. Похудела. Врачи не знали, что делать. Прилетел не один. Привез старика знахаря. В халате, с колокольчиком на шее. Хотел, чтобы он меня посмотрел.

— Знахарь?

— Сабир называл его «табибом». Можно истолковать как лекарь или ученый. Я отказалась. Сразу и наотрез. Сабир расстроился, но старик сказал: «Если человек не верит, лучше не надо». Из аэропорта поехали на такси к нам, в Сосногорск.

— Все четверо?

— Впятером. С табибом была его мать — старуха лет восьмидесяти. Слепая. Он нигде ее не оставляет.

— Потом?

— Сабир привез и лекарство. Ампулы для инъекций. Они мне всегда помогали. Вечером начала курс лечения, назавтра мне уже было лучше. Сабир тоже влияет на меня благотворно, вообще мы друг на друга… — она не закончила.

— Какое впечатление он произвел на вас в этот приезд?

— Тяжелое. Я даже сказала: «Ты — как пес, побитый, безудачный…» Он засмеялся, попросил, чтобы я записала ему. Он нуждался в поддержке не меньше, чем я.

— Вы пишете стихи?

— Так, иногда.

Денисов достал блокнот, нашел переписанное в купе у Жанзакова четверостишье: «Забудь судьбу мою, забудь, и, если встретишь ты другую, ей не дари любовь такую, какую я должна вернуть…»

— Ваши?

— Да. Мы раньше часто писали друг другу, выписывали из книг.

— У вас есть что-нибудь?

— Из того, что записал Сабир?

— Да. За последнее время.

Она поискала в сумке, потом подала сложенный вчетверо листок.

Денисов прочитал:

«Физическая близость, наверное, большое испытание. Если мы можем его выдержать, относясь к тому, кого любим, с милосердием, а к тем, кому изменяем, с нежностью, нам не надо мучиться, хорошо или плохо мы поступаем. Но ревность, недоверие, жестокость, мстительность и взаимные попреки губят все. А гибель отношений — это грех, даже если ты жертва, а не палач. И добродетель тут не оправдание». Грэм Грин. «Комедианты».

Денисов подумал: «Как у многих, недостатки Жанзакова — продолжение его достоинств: нежелания причинить боль близким, доброта…»

Пока он не видел ни объяснений причин исчезновения актера, ни путей его розыска.

За окном остановилась машина, Барчук и Шахов заехали за ним, чтобы отправить в Ухту.

— Запишите мой телефон, — сказала Овчинникова, — вдруг что-нибудь прояснится…

Денисов смотрел в лобовое стекло.

Когда казалось, что Сосногорск уже позади, лес внезапно снова прерывался: снова возникали подъемные краны, кирпичные жилые дома, микрорайоны. На заснеженных балконах колом стояло продубевшее на морозе стираное белье.

Сосногорск застраивали по частям — застройка чередовалась с невырубленными делянками.

Барчук объянил:

— Сабира в Сосногорске нет… — Начальник розыска сел впереди, рядом с шофером. — В последний раз он был в феврале, как я сказал. Приезжал вместе с пожилым человеком, азиатом, и старой слепой женщиной. Были всего один день, в тот же вечер улетели в Москву. Зинаида Андреевна с девочкой проводили их в Ухту, в аэропорт… Вот все, чем могли помочь.

Ехали быстро. Денисов успел незаметно вздремнуть, проснулся, ткнувшись подбородком в овчину.

— Граница Сосногорского района, — негромко объявил Шахов. — Дальше Ухта… Пока не отделились, ухтинские гостиницы, кинотеатры тоже считались нашими… — Денисову показалось, что сосногорцы болезненно переживают соперничество с Ухтой.