Бывшие люди. Последние дни русской аристократии - [82]

Эли сразу почувствовала, что больше никогда не увидит мужа и детей. Андрей пытался разубедить ее, напоминая, что ее отца много раз арестовывали и каждый раз выпускали, но в отравленной атмосфере 1937 года он сам не верил своим словам. Андрей, учившийся в десятом классе, после ареста отца и братьев продолжал ходить в школу. Он должен был участвовать в митингах, одобряя казни врагов народа. Однако дома, думая о судьбе родных, ни одной минуты не верил в их виновность.

Владимира и его детей допрашивали все лето; 1 октября его и Варю приговорили к смертной казни за подготовку «террористического акта» против Сталина; Таня, которую также обвиняли в заговоре против Сталина, и Гриша, которого обвинили в оправдании фашизма, получили по десять лет лагерей.

Из тюрьмы Таня написала два письма Берии, настаивая на своей невиновности. Каким образом, писала она, ее арестовали как «бывшую княгиню», если она родилась в 1918 году, через год после большевистской революции? «Мне двадцать лет, – писала она. – Хочется учиться, жить, хочу быть счастливой и радостной, как все честные девушки Советского Союза. <…> Я – воспитанница Октября. <…> Единственная моя „вина“ в том, что я дочь бывшего князя Трубецкого. Что я Трубецкая». Как и многие дети «бывших людей», арестованных в 1930-х годах, она ссылалась на слова Сталина, что «сын за отца не отвечает». Таня была отправлена в исправительно-трудовой лагерь на западном Урале, где выдержала несколько лет лесных работ, но в начале 1943 года тяжело заболела, и когда стало понятно, что она безнадежна, ее освободили, но к родным она уже не доехала. Подруги по заключению вырыли могилу и поставили на ней березовый крест. Ей было двадцать четыре года.

В декабре 1937-го Эли написала Сталину письмо, умоляя освободить мужа и детей. Она признавала, что в Узбекистане был «саботаж» и власти должны быть бдительными, но решительно отрицала виновность своих близких. Она писала, что все они «любили» и «уважали» Сталина, и дерзко предлагала арестовать оставшихся членов семьи и ее саму, поскольку они, должно быть, такие же «саботажники». Владимир и Варя были расстреляны 30 октября, но Эли ничего об этом не знала, она получила известия о судьбе мужа и дочери только через несколько лет: ей сообщили, что Владимир и Варя приговорены к десяти годам лагерей без права переписки. В то время близкие еще не знали, что это принятый в НКВД эвфемизм, обозначавший расстрел.

Такой приговор позволял родственникам осужденных питать надежду, что они живы, и многие за эту надежду хватались. Никто не хотел думать об ужасном. Гриша, который в 1947 году вернулся из лагерей сломленным человеком, вспоминал рассказы заключенных, будто бы видевших его отца в лагерях на Колыме, где он играл в оркестре. Только во времена хрущевской оттепели, в 1950-е, стал доподлинно известен смысл этой формулировки. В 1955 году Гришу реабилитировали; отца и сестер реабилитировали только через тридцать лет. А в 1991-м, через пятьдесят лет после расстрела, родным стала известна правда о смерти Владимира и Вари.

С 1936 года Эли как мать восьмерых детей получала государственное пособие в размере двух тысяч рублей. Для того чтобы получить эти деньги, она всякий раз должна была предъявлять доказательства того, что дети живы. Когда трех детей арестовали, сотрудники НКВД забрали их документы и Эли лишилась пособия. В 1939 году Эли стало понятно, что ей нет смысла оставаться в Андижане, она собрала немного денег и переехала с детьми в Талдом, за границу стокилометровой зоны вокруг Москвы.

1 мая 1937 года первый пароход прошел мимо Дмитрова по только что открытому каналу Москва – Волга. День был праздничный, и весь город высыпал на улицы, чтобы отметить этот особый Первомай. Сергей Голицын с женой Клавдией и двумя детьми тоже был там. Вид ослепительно белого парохода «Иосиф Сталин», скользившего по каналу в этот необычно теплый день, наполнил Сергея гордостью, он был счастлив, что участвовал в этих великих советских стройках.

Фирин, начальник Дмитлага, за месяц до торжеств был арестован вместе с двумя сотнями человек из управления строительства и обвинен в измене и шпионаже. Почти все они, включая Фирина, были расстреляны. Аресты в Дмитрове проходили все чаще, но удивительным образом не коснулись Голицыных, Большой террор обошел их стороной. Вскоре после открытия канала был арестован двоюродный брат Елены Голицыной Дмитрий Гудович, которого обвинили в участии в подпольной контрреволюционной фашистской организации. Его держали в Бутырской тюрьме и расстреляли 2 июля. В том же году был арестован и расстрелян шурин Дмитрия Сергей Львов (муж Мериньки). 23 августа другой его шурин Владимир Оболенский (муж Вареньки) был арестован в Царицыне и 17 октября приговорен к смертной казни как финский шпион. Через четыре дня его отвезли на Бутовский полигон и расстреляли; всего с августа 1937-го по октябрь 1938 года там были расстреляны более двадцати тысяч человек.

Осталась неизвестной судьба Вареньки Оболенской, арестованной в Москве 3 марта 1937-го. Одни считают, что в том же году она была расстреляна на Бутовском полигоне, хотя ее имени нет в наиболее полных и надежных публикациях списков убитых; другие полагают, что через год после ареста она умерла от тифа в исправительно-трудовом лагере в Сибири. Судя по письмам родных, многие из них были уверены, что Варенька умерла в конце 1938 года. Двумя годами позднее бывшая заключенная говорила Варенькиной матери, что якобы видела ее в 1939-м; даже в январе 1941 года родные получали известия, будто Вареньку видели в лагерях, но это были уже пустые слухи.