Бывальщина пограничника Гривы - [11]

Грива помогает вытащить на берег то мягкое и тяжелое. Вытащили. Посмотрели. И старший саркастично пхекнул:

— Выдра… да еще с рыбой в зубах.

— Тьху на тебя, проклятая! — со зла плюнул Гордей.

С тех пор Гордея на заставе пограничники в шутку назвали Выдрой. Бывало, соберутся покурить, расспрашивают друг друга:

— Ты сегодня в «секрете» был с Никитиным?

— Нет. С Выдрой.

Что и говорить, невесело было на душе у младшего командира Гривы…

ЛАЗУТЧИК С СЕМЕЧКОВЫМИ ГЛАЗАМИ

Лес. Знакомая извивистая тропинка. Грива идет в дневной дозор. Не к Збручу, а на высокий холм. Западная сторона холма скалистая. Когда–то тут добывали камень, рвали его пороховыми зарядами. С тех пор остались только выемки с террасами.

С холма дозорному далеко видно вдоль границы направо и налево. Внизу под холмом течет Збруч. За рекой — пологий берег, лесок, польская сторожка. В ней живут солдаты, по–польски — жовниры. Они охраняют границу со своей стороны.

Красивый, волшебный пейзаж.

Вот только пан Злочек и ксендз портят его своими противными фигурами.

Посылая Гордея в дозор, начальник заставы приказывал:

— Следите за двором пана Злочека. К нему почему–то зачастили черные автомобили. Может, там…

— Резиденция, — отвечает Грива.

Начальник молча кивает головой.

Итак, задумавшись, идет себе Грива тропинкой между молодыми берестами, дубками, елками. Присматривается, прислушивается, сбивает сапогами утреннюю росу на травах. Ему припомнилось, как он с напарником возвращался этой тропинкой на заставу в первый день пребывания на настоящей, а не на учебной границе. Зашел в канцелярию, а начальник спрашивает:

— Докладывайте, командир отделения Грива, что видели на границе!

Грива и выпалил:

— Ничего, товарищ начальник!

— Вы идите, Hикитин, — обратился начальник к напарнику Гривы, — а вы, Грива, останьтесь.

Стоить Грива посереди канцелярии и ничегошеньки не может сообразить. Начальник сел за стол, медленно снял фуражку, засунул пальцы в черные густые волосы и наклонил голову на руки. Молчит. И Грива ни пары с уст. Так они помолчали какую–то минуту, потом начальник потер ладонями обветренное, загоревшее лицо, посмотрел укоризненно на младшего командира и удрученно сказал:

— Как мне тяжело, товарищ Грива, с вами службу нести… Если б вы только знали…

— Но почему, товарищ начальник? — окончательно растерялся Гордей. — Ми же всю ночь глаз не смыкали, так караулили, и… шпиона не пропустили, а вы…

— Это хорошо, что на вашем участке не было нарушения границы. Но ведь… вы за всю ночь ничего на границе не заметили?

— Нет.

— Вот видите, Грива. — Начальник встал, надел фуражку, подошел к карте, где было показано все пространство вокруг заставы в уменьшенном виде, произнес: — Запомните, Грива, что граница не знает покоя. Она всегда в тревоге… все вокруг нас, как бы вам образно выразить, живет: один зверок подкарауливает другого зверька, хищник выслеживает себе пропитание, полошится птица…

— Так… это же пустяки, товарищ начальник. Вот если бы шпион, нарушитель границы…

— Самый осторожный, хитрейший шпион не знает, кто встретится на его пути: пограничник в секрете или сонный заяц, или пугливая птица…

— В ту ночь один заяц таки напоролся на наш секрет, — вспомнил Грива. — И сорока в зарослях почему–то стрекотала…

Начальник просиял. Он подошел к Гриве впритык и уже без укора в голосе по–отцовски спросил:

— А вы не прислушивались, может, того зайца кто–то испугал? А кто всполошил сороку?

— Об этом не знаю, товарищ начальник, — виновато признался Грива, — но с сегодняшнего дня все буду примечать.

— Примечайте: и кто зайца ночью поднял, и от кого он удирает, и от чего сорока бывает неспокойна. Все фиксируйте в своей памяти. Это пригодится.

И вот Грива уже на холме.

Лег. Замаскировался травой. Прислушивается. Примечает. Перед ним личная книжечка записи наблюдения, на руке часы с зеленоватыми числами, светящимися в темноте. На другой руке компас. Конечно, рядом винтовка, перед глазами бинокль, на боку две гранаты, патронташ. Дозорный направляет свой взгляд через бинокль на усадьбу пана Злочека. В кругленьких, чуть–чуть синеватых стеклышках весь вид противоположного берега речки Збруч. Он весьма красочный, как на цветной почтовой открытке: белым цветут яблони, розово–голубым — кусты сирени, яростно зеленеют огороды.

Ворота двора пана Злочека закрыты. Во дворе пусто. Только на панской ниве, просторно протянувшейся аж до речки, за плугами, культиваторами и боронами гнутся наймиты. Они босые, в дырявых соломенных шляпах, в грязных, аж почерневших полотняных сорочках и штанах.

— Ага. Вот и сам… — замечает Грива пана Злочека.

Пан Злочек едет на сытом гнедом коне. Начищенные стремена блестят, гадюкой свисает арапник. На голове у пана шляпа, утыканная перьями. Лицо четко нельзя рассмотреть. Но усы — словно одолженные у самого Пилсудского: метелками торчат с обеих сторон морды. На нем серый пиджак з четырьмя карманами, галифе, сапоги с высокими голенищами. Пан Злочек очень напоминает переодетого белогвардейского офицера, недобитого буденовцами в двадцатом году. Сейчас он вона как чванится перед наймитами. Они снимают дырявые шляпы, низко–низко кланяются, приветствуют пана… A Гриве противно. Но он должен смотреть. Служба такая.