Бюст Бернини - [7]

— Ты ведь, насколько я понимаю, еще не успел обналичить чек.

— Я и самого чека еще не получал.

— Ну вот, тем более. Просто удивительно, до чего порой неблагоприятно развиваются события. Взять, к примеру, этого Морзби. Помню, сразу после войны…

Аргайл не желал его слушать.

— Этот Тициан продан, заявляю со всей ответственностью, — твердо произнес он. — И нечего морочить людям головы.

— Что ж, прекрасно, — сказал ди Соуза, раздраженный тем, что ему не дали досказать забавную историю. — Согласен, если будешь молчать по поводу моей скульптуры. Я всего лишь пытался объяснить, что хороший делец никогда не упускает возможности. Только подумай, как возрастут твои акции с Бирнесом, если ты, находясь здесь, предложишь что-то еще.

— Мои акции и без того высоки, так что спасибо, не надо, — проговорил Аргайл. — Меня просили вернуться в Лондон. Возможно, даже стать партнером.

Ди Соуза был потрясен.

— Так ты уезжаешь из Рима? — удивленно воскликнул он. — А я-то думал, ты поселился там навсегда.

В том-то и был камень преткновения. Аргайл тоже думал, что поселился в Риме навсегда. Но в реальности получалось, что никакими нужными связями он там так и не обзавелся. И ничто не связывало его с этим городом.

Он пожал плечами с самым несчастным видом. Как и Тейнет, Аргайл сегодня был не в настроении. И ди Соуза решил, что думает он исключительно о деньгах.

ГЛАВА 2

Несмотря на все опасения Аргайла, вечеринка получилась впечатляющая, особенно если учесть, что готовились к ней на скорую руку. Может, Морзби и был никудышным владельцем, но вечеринки всегда являлись того рода мероприятием, где успех напрямую зависел от банковских чеков. И хотя музей не слишком подходящее место для их проведения, просторный вестибюль у входа сослужил добрую службу. В центре разместился огромный стол, где во льду, частично уже растаявшем, красовались дары моря. Закуски были представлены в изобилии; в одном углу играл джаз, в другом разместился струнный квартет, призванный подчеркнуть миссию музея внедрять высокую культуру в массы. Никто из гостей не обращал особого внимания ни на джаз, ни на квартет. Нельзя сказать, чтобы напитки подавались в изобилии, но надраться было можно, если поставить перед собой такую цель.

Не хватало лишь мультимиллионеров, жаждущих приобрести у Аргайла небольшие (но не менее от этого ценные) шедевры изобразительного искусства. Впрочем, наверное, они там все-таки были, просто ему никак не удавалось выделить их из толпы. Ведь согласитесь, не можете же вы подойти к незнакомому человеку и осведомиться о состоянии его банковского счета. Хотя есть на свете люди, распознать богача для которых не составляет труда — видимо, у них сильно развита интуиция. Ею в полной мере был наделен Эдвард Бирнес: он чисто инстинктивно тяготел к людям, у которых от обилия наличных просто распирает карман. Аргайл никогда не мог понять, как это у него получается. Не в состоянии он был сейчас и сообразить, как затеять беседу с незнакомцем, чтобы она плавно перешла на, ну скажем, французский пейзаж восемнадцатого века. «Кстати, чисто случайно у меня имеется при себе совершенно замечательный образчик…»

Делая редкие и робкие вылазки на эту заповедную территорию, Аргайл вдруг поймал себя на попытке всучить фламандские жанровые картины официанту. А когда наконец удалось напасть на нужного человека, он вдруг спохватился, что в деталях и подробностях повествует ему о недостатках этих полотен и рекомендует поинтересоваться фламандцами у своего конкурента.

Так и прошел этот вечер. Почти подсознательно Аргайл убеждал себя в том, что находит саму идею торговли предметами искусства довольно противной. В то же время у него создалось впечатление, что Гектор ди Соуза умудрился очаровать всех присутствующих здесь богатеньких дамочек. Аргайлу не удалось даже отдаленно намекнуть хоть кому-то, что у него есть неплохой товар. Единственный мало-мальски осмысленный разговор состоялся у него с архитектором, весьма цветистым в выражениях средних лет господином, который прочел ему лекцию о синтезе урбанистского модернизма и классической эстетики, что нашло выражение в его собственном oeuvre[3]. Иными словами; минут двадцать он говорил исключительно о себе. Тот факт, что при этом архитектор постоянно заглядывал Аргайлу за правое плечо в поисках более интересного собеседника, не добавлял общению приятности.

Но разговор был небезынтересен. В припадке самодовольства архитектор признался, что сегодняшний прием — большое для него событие. Старина Морзби принял решение в пользу Большого Музея (все сотрудники между собой называли его БМ) и собирался объявить об этом сегодня. Аргайлу сразу стало понятно, чем были вызваны растерянность и беспокойство Тейнета, а также грубые выпады в его адрес со стороны Анны Морзби.

— Самый большой частный музей, построенный за последние десятилетия! — торжественно заявил архитектор. — Он обойдется в уйму денег!

— А уйма — это сколько? — осведомился Аргайл, обожавший выслушивать поучительные истории о человеческой глупости.

— Одно только строительство обойдется миллионов в триста.