Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана - [10]

.

Фактически эта шокирующая мера вынуждала всех евреев, проживавших в городах и селах Словакии, покидать свои дома, чтобы работать на новой центральной фабрике. Очевидно, что рано или поздно их низвели бы до положения нацистских рабов. Таково было прямое следствие речи, в которой Тисо исказил слова Моисея.

Далее в статье утверждалось следующее:

«Центральная фабрика станет учебной базой, где все евреи смогут обучиться ручному труду, который пригодится им на новой родине. Предполагается, что всех евреев вывезут из Европы через два или три года после окончания войны. Возмещение расходов на это переселение будет возложено на страны пропорционально числу евреев, проживающих на их территории. В Словакии, где проживает 85 тысяч евреев, издержки составят 40–50 крон. Если стоимость для государства окажется слишком высокой, то богатые евреи должны будут оказать помощь своим более бедным сородичам»³².

Этот леденящий душу текст выдает подлинные намерения словацких властей. После его прочтения не остается сомнений, что они хотели только одного: низвести евреев до положения рабов, использовать их труд, а затем выдворить из Словакии.

В это время в Риме отец Влодзимеж Ледуховский, глава ордена иезуитов, передал в Бюро содержание телеграммы, которую Тисо отправил Гитлеру, чтобы поздравить его с 52-летием. Трудно найти более пылкое признание в любви и преданности рейхсканцлеру³³ и его программе:

«День Вашего 52-летия стал еще одной важной вехой в борьбе за будущее наших стран, за победу войск Вашего Превосходительства. Прошу Вас принять мои самые искренние и преданные поздравления и пожелания, чтобы Господь благословил германскую армию, сражающуюся за правое дело»³⁴. Премьер-министр Тука также отправил телеграмму, в которой заверял фюрера в своей «верности и твердой вере в правильность дела [их] жизни».

Чуть позже монсеньор Ференчик, католический священник и депутат словацкого парламента, написал еще одну статью, в которой воскурял фимиам Гитлеру. Для Пия XII все это было неприемлемо. Ему пришлось смириться с наглым неподчинением Войташшака и других представителей словацкого духовенства, которые вошли в состав национал-социалистического правительства вопреки его воле, но на этот раз чаша терпения переполнилась. Он исключил имя монсеньора Ференчика из списка придворных прелатов Его Святейшества[3]³⁵, тем самым подав четкий сигнал другим словацким священникам: с такой публичной поддержкой нацистов Рим мириться не будет.

Бюро получало из Словакии всё новые данные. Особое внимание привлекло сообщение иезуита из города Гринёвы³⁶, который описывал Словакию как «нацистскую колонию, в которой три четверти промышленности находится в руках нацистов. Пятьсот вагонов с мукой пропали, никто не знает где, в то время как мы едим только черный хлеб. В столице хлеба нет уже три дня». Он также сообщал, что Словакии «пришлось принять десять тысяч молодых немцев (из гитлерюгенда), которым запрещено входить в церкви, даже если они были воспитаны “в христианской вере”. Эти молодые люди ведут себя заносчиво. Когда они маршируют, то должны петь эти строки: “Иисус был сыном еврея, а матерью его была Мария Кон”». Марией Кон, упоминаемой в песне, была героиня еврейского сопротивления Марианна Кон.

Далее иезуит писал: «В нацистских школах Христа рисуют жалким евреем, а советник по немецкой пропаганде проводит лекции о том, как нейтрализовать и свести на нет влияние Церкви. Премьер-министр Тука хотя и причащается каждый день, но превратился в слепое орудие в руках немцев. Достойные люди все больше отстраняются от участия в общественной жизни и управлении, тогда как священники-отступники, масоны и другие темные личности приобретают все больший вес в государственной сфере и получают заоблачные оклады свыше 40 тысяч крон в месяц. Вступление Словакии в войну сильно взволновало население, особенно если учесть, что эту войну объявил священник»³⁷.

В одном из своих докладов это отмечал и Бурцио, описывавший не только атмосферу страха, но и явное отвращение, которое вызвал у многих католиков тот факт, что Тука и другие явные союзники нацистов по-прежнему отправляли таинства.

* * *

В сентябре 1941 года, на исходе лета, ситуация ухудшалась с каждым днем. Редакции католических газет опечатывали, журналистов, в том числе главного редактора «Католицки Новины», арестовывали. По указанию из Берлина журналистов и репортеров в тюрьмах допрашивали с пристрастием³⁸. Средства массовой информации существовали в условиях жесткой цензуры, которая терроризировала католических журналистов. Менялся и сам язык прессы. Например, такие термины, как «неоязычество» или «неоязыческий дух», заменялись на «мировой дух». Было запрещено цитировать папские энциклики, особенно те, в которых речь шла об ошибках современного человечества³⁹. Выступления Святого отца также находились под запретом, особенно те, в которых он призывал к единству человечества или высказывался против несправедливости – для нацистов было немыслимо допустить в печать любые заявления, противоречащие понятиям «высшая раса» и «раса господ»; католическая пресса оставалась единственным источником, через который население получало послания Рима и слышало голос Пия XII. Однако и этот источник становился все более опасным и труднодоступным.