Быть Руси под княгиней-христианкой - [168]

   — Окуните захваченного руса в ручей. Пускай очнётся. Я хочу говорить с ним.

Сотника грубо схватили за руки и ноги, но когда он слабо застонал и открыл глаза, его снова положили на землю. Хозрой присел сбоку, вытащил у Ярослава изо рта кляп.

   — Рус, ты полностью в моей власти, твоя жизнь и смерть в моих руках. Выбирай: проведёшь нас в избу к Любаве или примешь смерть в этом овраге.

Вместо ответа Ярослав опять закрыл глаза и молча отвернулся от хазарина. Тот поднялся на ноги, со злостью ткнул сотника носком сапога в бок.

   — Проклятый рус! Я так и знал, что он откажется. Ничего, одним русским мечом на подворье меньше будет.

Хозрой отошёл к костру, посмотрел на челядников.

   — Тушите костёр и идём к Любаве. А ты, — задержал он взгляд на одном из подручных, — останешься здесь и перережешь русу горло. И смотри, спрячь тело так, чтобы не повторилась история с варяжским дроттом.

Когда костёр был погашен, а Хозрой со своими спутниками исчез в лесу, оставшийся в овраге челядник подошёл к Ярославу. Выхватив из-за пояса нож, он занёс его над головой сотника, но затем опустил. Разве он забыл, что душа убитого руса, видевшая и запомнившая убийцу, будет преследовать его днём и ночью, во сне и наяву, пока не отомстит? Поэтому он не отберёт жизнь у связанного пленника, а предоставит возможность сделать это другим.

Схватив Ярослава за ноги, челядник проволок его по дну оврага к месту, где тот, заканчиваясь, всего на несколько шагов не доходил до обширного, зловонного болота. Ещё раз проверив надёжность пут на руках и ногах пленника, подручный Хозроя привязал сотника спиной к дереву, довольно потёр руки. Пускай комары-кровососы отнимут жизнь у руса, пускай им мстит его душа, лишённая тела и не вознёсшаяся в пламени священного костра к предкам, а потому обречённая неприкаянной вечно скитаться между небом и землёй, томимая одной сладостной мечтой — отомстить виновнику её мук...

Недалеко от избы Любавы Хозроя встретил один из его тайных соглядатаев.

   — Всё в порядке, — сообщил он, — русы спят. Все четверо ночуют на сеновале, так что Любава с матерью в избе одни.

Хозрой не терял ни минуты, всё было продумано и рассчитано заранее. Десяток варягов, которым он хорошо заплатил, были готовы на все. Они осторожно перелезли через плетень подворья Любавы, четверо из них с мечами наголо замерли возле дверей сеновала, остальные подкрались к избе. Подперев колом дверь, чтобы нельзя было открыть изнутри, они обложили одну из стен сухим мхом и полили дёгтем. После этого четверо с луками в руках спрятались в кустах напротив окон, а двое остались возле стены. Вот один наклонился над мхом, и в темноте вспыхнул едва заметный огонёк. Он стал быстро разрастаться, и вскоре в воздухе запахло дымом.

Тотчас внутри избы раздался громкий собачий лай, в одном из маленьких окошек мелькнул контур женской фигуры. Спрятавшиеся в кустах варяги натянули тетивы луков, но спустить их не успели. В воздухе просвистели чьи-то стрелы, пущенные неведомо откуда, и все четверо повалились мёртвыми на землю. Двое поджигателей испуганно метнулись от избы к плетню, однако стрелы невидимых стрелков настигли их на полпути. Четверо викингов, затаившихся возле дверей сеновала, бросили мечи и поспешно схватились за луки. Но уже было поздно: они тоже разделили участь товарищей, пережив их лишь на несколько мгновений.

Хитёр и изворотлив был старый хазарин Хозрой, только не учёл, что умом обладали и другие. Сотник Ярослав, поселившись с четырьмя дружинниками у Любавы, шести остальным велел днём отсыпаться в воеводской избе, а с наступлением темноты тайно и бесшумно пробираться через зады подворья к избе девы и не спускать до утра с неё глаз. И всё в эту ночь случилось именно так, как предполагал русский сотник.

Когда Хозрой увидел появившихся на подворье шестерых русичей с самострелами в руках, а с сеновала выскочили ещё четверо с обнажёнными мечами, он понял все.

— Скорей отсюда... — прошипел он притаившемуся рядом в тени плетня челяднику. — Проклятые русы опять перехитрили нас... — и первым бросился в темноту.

Трижды ходили киевляне на приступ и столько же раз откатывались от стен Искоростеня.

Окружённый обширными топкими болотами, прикрытый с единственного опасного места высокой стеной и глубоким, широким рвом, наполненным водой, город был неприступен. Попытаться отвести изо рва воды было бессмысленно — она выступала из самой земли, стоило её копнуть хоть на ладонь глубины. Поджечь стены или башни не удавалось — древляне постоянно поливали их водой. Горящие стрелы, посылаемые в город, чтобы вызвать там пожары, не приносили успеха: крыши домов осаждённых были покрыты густым слоем глины и тоже поливались водой.

От подкопа, который киевляне начали было рыть под стену, отделявшую город от поляны, вскоре пришлось отказаться: напитанная влагой земля каждую минуту грозила обвалом или оползнем, и подземный ход следовало укреплять подпорками и деревянными щитами, что требовало огромной работы и уйму времени.

Однако главной преградой являлись конечно же сами древляне. Такие же славяне, как и поляне, они были отважны и смелы, умны и расчётливы, а их воеводы, участники многих походов и битв, прекрасно знали воинское дело. К тому же, помня о цели, с которой киевляне пришли на их землю, осаждённые в Искоростене были готовы сражаться до последнего.