Быть похожим на Давида Сасунского - [13]
— А теперь, Давид, — обратился Давид Сасунский к своему тёзке, — давай-ка и мы попьём этой родниковой воды и отправимся в путь. Нас с тобой ждут новые славные подвиги!
Юный Давид с наслаждением подставил лицо и руки под прозрачную журчащую струю и тут…
— Мальчик! Мальчик! — услышал он, словно издалека.
Почувствовав на лице и руках брызги воды, Давид пошевелился.
— Мальчик! Эй, мальчик, да проснись же ты!
— Вай, посмотрите, где спит этот мальчишка! — раздавались голоса. И… если бы он не схватился за бронзовое бедро Давида Сасунского, от неожиданности и испуга свалился бы спросонья вниз.
Давид открыл глаза и увидел у самого края бассейна какого-то человека в фартуке, направлявшего струю воды из шланга так, чтобы брызгами воды его разбудить. Рядом с человеком в фартуке стояли милиционер и две женщины. Утреннее солнце ослепительно сияло над головой.
— Нет, надо же придумать такое!
— Как будто больше негде было ему переночевать!
— А может, и негде было, откуда вы знаете? — высказала предположение только что подошедшая старуха.
— Мальчик! — снова крикнул милиционер, увидев, что Давид окончательно проснулся. — Сейчас же слезай с памятника!
Давид, весь ещё во власти недавно увиденного сна, непонимающе поглядел вниз — на милиционера и на толпу, собравшуюся у бассейна.
— Ну что, ты не понимаешь армянского языка? — снова закричал милиционер. — Слезай с памятника!
Давид в полусне удивлённо посмотрел на милиционера, потом поднял голову к лицу Давида Сасунского, возвышавшемуся над ним, и тут вспомнил всё: и как он вчера убежал из дому, и Симона, и как ночью влез сюда, на памятник, — всё-всё, что приключилось с ним за последние сутки.
В толпе, заметив, наверное, недоумение в глазах мальчика, кто-то рассмеялся. Давид легко соскользнул с памятника и, весь обрызганный каплями воды и растерянный, вылез на край бассейна. Подошли ещё несколько прохожих. Утреннее солнце набирало силу, и уже в воздухе стало ощутимо жарко. Милиционер положил руку на его плечо.
— Тебя как зовут?
— Давид…
В толпе громко расхохотались. Кто-то выкрикнул: «Ай да мальчишка!»
— Я тебя спрашиваю серьёзно, — продолжал милиционер, — как тебя зовут?
— Давид… — Мальчик в смущении и страхе уставился на свои мокрые ноги.
— Опять за своё! Ну ладно, разберёмся в детской комнате, — теряя терпение, сказал милиционер. — Ты почему ночевал на памятнике? Тебе что, негде было ночевать?
Давид смущённо продолжал рассматривать свои ноги.
— Ты ответишь или нет?
— А может, бедному мальчику и в самом деле негде было ночевать? — неожиданно вступилась за Давида какая-то женщина из толпы.
— Вай, что вы напали на мальчика? — поддержала её вторая. — Ничего с памятником не случилось!
— Гражданка, не вмешивайтесь, пожалуйста. Дело совсем не в памятнике, — оборвал женщину милиционер. — Так тебе негде было ночевать? Да? Негде было? — Милиционер взял Давида за подбородок.
— Да…
— Значит, ты не здешний?
— Не здешний.
— Наверное, мальчишка сбежал из дому, — сказал кто-то из собравшихся.
В эту минуту к толпе подошла высокая женщина с продуктовой сумкой, из которой торчали два белых батона. Поднявшись на носки, она с любопытством вытянула шею.
— Давид! — вдруг закричала она. — Давид!
— Ещё одна сумасшедшая! — рассмеялись в толпе.
Женщина, не обращая внимания на смех, пробиралась вперёд сквозь толпу.
— Давид!
— Тётя Марго! — радостно откликнулся мальчик и кинулся к ней.
Тётя Марго крепко обняла своего племянника.
— Разве так можно, Давид? Мама твоя сходит с ума от беспокойства, а ты вон, оказывается, где! Всю ночь ни она, ни я не сомкнули глаз, только переговаривались по телефону. Даже в милицию звонили. Вай, как хорошо, что я вышла за хлебом. Как всё удачно кончилось!
Ни за что ни про что
Воскресный день начался для Давида чудесно: солнце весело купалось в прозрачных облаках, в неистовом восторге заливались над головой птицы на деревьях, а на столе его ждали любимая жареная картошка и яичница.
В это утро завтракали в саду всей семьёй, что случалось не так уж часто: по утрам родители вечно спешили на работу. После завтрака мама пошла в дом, достала из шкафа новенький костюм, недавно привезённый отцом из города, слегка отутюжила его и протянула Давиду:
— Надень-ка свой новый костюм. Но прежде почисти ботинки да умойся как следует по пояс.
Давид удивлённо взглянул на мать: что это вдруг? Ведь костюм был куплен для особых случаев.
— Сегодня мы идём к тёте Соне в гости. Она пригласила нас на шашлык, — пояснила мать.
Давид страшно обрадовался: во-первых, он очень любил бывать в гостях у тёти Сони, где его ждала тьма-тьмущая двоюродных братьев и сестёр (сам-то у матери он был один); во-вторых, сегодня наконец он пощеголяет в новом костюме цвета хаки, с погончиками на плечах и нагрудными карманами, который удивительно напоминал военную форму, что была на отце Шагена, когда тот приехал прошлой осенью из армии в отпуск.
Тщательно умывшись и причесав свои вихры, Давид надел новый костюм, начищенные до блеска ботинки и, так как родители ещё не были готовы — отец дочитывал утренние газеты, а мать доглаживала своё платье, — побежал на улицу: уж очень ему не терпелось похвастать перед мальчишками новым костюмом военного покроя.
