«Быть может за хребтом Кавказа» - [40]

«Лет пять» Грибоедов не намерен перечитывать трагедию: за эти пять лет огромные житейские, политические планы будут реализованы или не осуществятся. Он не очень хочет ехать в разоренную Персию, имеет дурные предчувствия; но другого способа приблизиться к решению важнейших дел, проектов, другого пути, способа влиять на судьбы империи он не видит.

«Грузинской ночью» Грибоедов как бы заглядывает в собственное будущее.

Одновременно пишет себе государственную инструкцию, распоряжается, как встречать полномочного министра: «Наружные оказательства, которые имеют большое влияние на здешний народ, и в особенности на персиян»…

Последний Тифлис

Последняя дорога, все те же 107 станций, те же 2670 верст. Письма с пути: «Мухи, пыль и жар, одурь берет на этой проклятой дороге, по которой я в 20-й раз проезжаю без удовольствия, без желаний; потому что против воли» [Гр., т. III, с. 211].

Его торопят из Петербурга, и он сердится: «Я думал, что уже довольно бестрепетно подвизаюсь по делам службы. Чрез бешеные кавказские балки переправлялся по канату, а теперь поспешаю в чумную область. […] Но ради бога, не натягивайте струн моей природной пылкости и усердия, чтобы не лопнули» [там же, с. 216–217].

Грибоедов приезжает в Тифлис, его встречают «как следует»; он едет к Паскевичу, возвращается, внезапно женится на Нине Чавчавадзе…

За каждым его шагом наблюдают друзья, враги, а также прежние друзья, ермоловцы; они регулярно извещают обо всем самого генерала, живущего в Орле, в опале, и Ермолов, конечно, не смолчит, узнав о свадьбе Грибоедова: «Супруг дипломат и в восторгах любви не пойдет прямой дорогой. По крайней мере, доселе не этот был любимый путь» [РА, 1906, № 9, с. 58–59].

Комментировать не станем, отношения понятны…

7 сентября 1828 г. Грибоедов и его соавтор, молодой тифлисский гражданский губернатор Петр Завилейский, передают на усмотрение Паскевича проект.

9 сентября Грибоедов и сопровождающие его лица покидают столицу Грузии и отправляются в Персию. Ответа от Паскевича не дождался. Зато четыре дня спустя, 13 сентября, Завилейский получает из Петербурга неожиданный документ, относящийся, между прочим, и к его соавтору: напоминание управляющего Третьим отделением М. Я. фон-Фока, «чтобы на основании высочайших узаконений новые пиесы не были представлены прежде одобрения Третьего отделения […] и для лучшего порядка в ходе дел присылать еженедельно в оное отделение объявления о представляемых во вверенной вам губернии театральных пиесах» [ЦГИАГ, ф. 16, оп. 1, № 3832].

В прошлом году на Кавказе, в Эривани, впервые была осуществлена любительская постановка «Горя от ума», теперь — нельзя. «Быть может за хребтом Кавказа…» — воскликнет Лермонтов. Не может!

Бумаги тифлисского архива провожают Грибоедова в далекий, почетный, смертный путь.

26 августа 1828 г. тифлисский военный генерал-губернатор гражданскому губернатору: «По случаю отъезда в Персию полномочного министра при персидском дворе г. статского советника Грибоедова поручаю Вашему превосходительству распорядиться о предписании всем окружным начальникам и главным приставам по тракту через Джелал-оглу к армянской области, дабы каждый из них делал приличные званию г. Грибоедова встречи, оказывая ему во время следования пособия…» Приставам указано, «чтобы не было какой-либо в фураже недостачи», ибо Грибоедов и его свита едут на 110 лошадях. В ответных рапортах имя посла мелькает в сочетании со все более дальними географическими названиями: Гумры, Бамбак, Эривань…

«Господина статского советника Грибоедова я на границе вместе со старшими селений встретил и проводил […], и он, г. Грибоедов, чрез вверенную мне дистанцию проехал и остался во всем доволен» [ЦГИАГ, ф. 2, оп. 1, № 3783].

Образ человека, поэта, посла постепенно покидает грузинский архив, растворяется в осенних далях 1828-го. Чтобы вернуться сюда летом следующего, 1829-го.

«Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. „Откуда вы?“ — спросил я их. „Из Тегерана“. — „Что вы везете?“ — „Грибоеда“» («Путешествие в Арзрум»).

Он возвращается в Тифлис, где быть его могиле, где долго жить его вдове, где множатся списки его гениальной комедии, где в канцелярии командующего и главнокомандующего напрасно дожидается своего автора удивительный проект.

Российская Закавказская…

Прошло 62 года. В стране другая эпоха, без крепостного права. Фабрики, железные дороги, приближающаяся революция. Скоро отпразднуют грибоедовское столетие: его комедия настолько вошла в репертуар, литературу, живую речь, словно существовала всегда: свойство великих сочинений — будто они в природе вещей, как законы Ньютона или драгоценные металлы, надо только отыскать и вывести наружу то, что уже есть…

Слава! В замечательной грибоедовской коллекции Н. К. Пиксанова сохранилось свыше 150 различных изданий «Горя от ума»; есть экземпляры на веленевой, слоновой, японской бумаге; есть издания бесцензурные, заграничные; десятки переводов — на английский, немецкий, французский, польский, чешский, грузинский, украинский, армянский; турецкий текст сопровождается выходными данными: «Константинополь, 1300 год от бегства Магомета», т. е. 1883-й по нашему летосчислению (см. [Пиксанов, с. 266–269]).