Быть избранным. Сборник историй - [8]

– Пап, ты чем-то расстроен? Что случилось-то?

– Да ничего не случилось… Читаю вот Святых Отцов, когда есть возможность, и засело в памяти одно высказывание. Авва Исхирион сказал своему духовному чаду, священнику: «На ваше время гонений не будет, вы будете жить в мире благополучно. Однако вам будет тяжелей, чем нашему поколению, ибо Дух Божий отходит от мира». Мда-а… Дух Божий отходит… страшно-то как…

– И с чего ты вдруг об этом сейчас-то?

– Я все думал, – не отвечая на его вопрос, продолжал отец, – а как это можно будет почувствовать, как понять, что Он отходит? А сегодня вот нашел ответ на свой вопрос. Я понял, что это значит полное обмирщение даже там, где все как раз на благодатной жизни Духа и должно держаться…

Отец Роман настороженно молчал, ожидая, куда же приведут отца эти несвоевременные, на его взгляд, размышления.

– Бог его знает, прав я или нет, а только смотрю на тебя, на это все, – он медленно обвел взглядом окружающее пространство, – и думаю, может быть, зря я тебя священником быть уговаривал? А? Не твое это… А ты вот… ради меня…

– Почему это зря? Ничего не зря. И не ради тебя, сам знаешь, Господь всех ведет. Я себя уже никем другим, кроме священника и не представляю.

– Не представляешь? – отец критически внимательно посмотрел в лицо сыну. – А я… а я вот не представляю, какой из тебя священник, сынок… ты уж прости…

Отец Роман от обиды онемел. Отец словно шило ему в сердце вогнал, ни вздохнуть, ни охнуть.

– Ты помнишь, как я тебе про рукава рясы говорил? Говорил, что священник, иже ангелы на Небесех, на земле Бога славит. А когда тебе его славить-то? Ты же весь погружен в мирские дела, в свои мерседесы, люстры, ручки на заказ, кухни на заказ, паркет, биде, всякие штучки-дрючки… На что у тебя за всем этим время остается? На молитву? Что ты? Когда?

Отец Роман сглотнул колючий ком в горле и попрекнул:

– А у тебя в деревне много времени на молитву оставалось? Только и пахал с утра до ночи! Я даже не знаю, когда ты вообще спал, не то, что молился!

– Э-э, нет, дорогой мой, ты не сравнивай. Я молился всегда. Выйду с косой, бывало, и на каждый взмах «Господи, помилуй», да всю родню, близких и дальних, всех прихожан, всех селян по памяти поминаю. Огород копаю и тоже самое, снова молюсь. В саду ли работаю, в лесу, или в машине еду, я всегда молился и молюсь.

– А я что, по-твоему, в машине не могу молиться что ли? Один ты умеешь?

– Ты можешь… можешь, конечно, кто же спорит… только до первого телефонного звонка… У тебя вон телефон какой… Жигули, наверное, можно купить за такие деньги…

– Ты не понимаешь разве? Это же все подарки! Я сам это не покупал! Мне этого не надо!

– Ага, от оно и видно, что не надо… Подарки… И что, что подарки? Если ты сам скромный и тебе ничего не надо, зачем на мерседесе ездишь? Это послушание у тебя такое? И ты его смиренно несешь, что ли?

– Да что тебе дался этот мерседес? Священнику что на нормальной машине нельзя ездить? Что ты мне самосуд устроил?

– На нормальной машине – можно. Даже нужно. Чего же, как я по жаре да по пыли на шарабане таскаться. Пусть у тебя будет хорошая машина. Разве же кто против? Уж точно не я. Но мерседес не НОРМАЛЬНАЯ машина! Не ХОРОШАЯ машина! Это машина класса люкс! Она для других! Не для моего сына! Она для тех, кто Рай здесь, на земле себе строит, а не на Небе! – отец, охваченный чувствами, перешел почти на крик. – Ты понимаешь, сынок? Не ты этими вещами владеешь, а они тобой! Ты же не просто ремонт в квартире делал, а все себе особенное устанавливал, на заказ. Теперь, вдруг что поломается, ты головной боли не оберешься. Да и ухаживать за этим всем добром нужно по-особому, чтобы вид не потерялся. Ведь немалые деньги плачены, пусть и не твои. А будут у вас, Бог даст дети, да что-нибудь отломают, испортят, ручку какую-нибудь отвинтят, или паркет поцарапают. И что тогда? Это ведь не пойдешь в магазин, да не купишь взамен новое, нет. Снова нужно звонить, заказ делать, ждать, ехать за ним… Ты понимаешь, что ты стоишь в одном шаге от трясины, откуда сам ты не выберешься? Ты – раб и слуга Милосердного Бога, который человека всегда оставляет свободным, а постепенно становишься рабом вещей и удобств… Потонешь ты, Ромка, потонешь… в этом барахле и потонешь…

Отец Роман, понурив голову, молчал, хотя ему хотелось кричать в ответ. Отец говорил жестко и едко, точно бритвой полосовал. Слова его причиняла почти физическую боль, и в ответ в душе вскипали возмущение и обида.

– А я не хочу быть нищим! – возвысил голос отец Роман. – И не хочу, чтобы мои дети такими были! Тебя послушать, так если ты в Церкви, значит, должен быть бедным! Кому это надо вообще?

– Тебе! Тебе надо! И твоим детям… И Церковь не за бедность. Церковь – она за святость!

– Я что же против святости? А ветхозаветных праведников ты забыл? Ной, Авраам, Моисей, Иосиф… царь Давид, наконец! Что ты на это скажешь?

– Скажу, что они могли, а мы не можем… немощные мы. Куда нам к нашим грехам еще и богатство. Придавит…

Отец Роман не нашелся, что ответить и повисла недобрая долгая пауза. Оба они были разгорячены спором, каждый имел свою правоту и аргументы, но ссориться между собой они не имели привычки. Поэтому каждый сидел и угрюмо молчал.