Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями - [4]
В реальности (не в идеале) свобода — вещь «апофатическая», всегда отрицающая что-либо и определяемая по отношению к чему-то другому. По отношению ко временам СССР нынешнее общество, безусловно, свободное: в нём гораздо меньше запретов. По отношению к Европе оно, безусловно, несвободное: нищета — это принуждение. В тексте, о котором вы говорите, имеется в виду свобода по отношению к труду. Традиционной для Урала (и России) обязанности трудиться больше не существует.
Вы уделяете большое значение «уральской матрице», «которая воспроизводится в больших и малых размерах в разных исторических условиях, потому что обусловлена одним и тем же ландшафтом и одним и тем же способом освоения». А способ этот — неволя? То есть для вас очень важен и интересен вопрос свободы в экономике, жизни человека, истории? Если да, то уточните, что для вас свобода в экономике (и политике)?
Неволя — не способ освоения. Способ освоения — промышленный (может быть промысловый, аграрный и т. д.). А вот основной принцип освоения — неволя. Она формирует тип отношений внутри способа освоения и, соответственно, организационную структуру. Например, возьмём аграрный способ освоения территории: по принципу свободы — это фермы или хутора, по принципу неволи — колхозы.
Неволя порождена не Уралом, а Россией, но на Урале она воплотилась наиболее полно и многообразно в силу того, что промышленный способ освоения сложнее сельского или промыслового. Ну и в силу того, что полтора века у России был только один промышленный район — Урал.
Неволя позволяет экономике изыскивать ресурсы для развития. Примеры — «горнозаводская держава» крепостных времён и её «второе пришествие» во времена СССР. Но подневольное развитие приемлемо лишь для тоталитарного государства и только для определённых этапов промышленного прогресса.
Говоря художественно, неволя — исчерпаемый ресурс, свобода — неисчерпаемый. Но свобода стоит дороже, потому что для неё надо переделывать всю страну. Согласитесь, легче разведать новые месторождения нефти, чем перевести всю энергетику Земли на солнечную энергию. Нефть — аналог неволи, солнце — аналог свободы.
Проблема ещё и в том, что неволя в России оказывается ценностью. Она вбита в сознание нации и отформатировала это сознание. Беда, в общем, не в том, что государство применяет принуждение, а в том, что нация считает принуждение государства лучшим стимулом к развитию. Тонкость понимания неволи проходит всегда через личность. Когда человек ставит цель лично для себя и подчиняет этой цели свою жизнь (то есть выбирает неволю) — в этом может быть большое благо. Но когда государство ставит цель для себя и этой цели подчиняет всю жизнь нации (то есть загоняет в неволю) — это плохо.
Пример Урала показывает, как выбор неволи человеком лично для себя приводит к блистательным результатам. Скажем, крепостные мастера отец и сын Черепановы заработали денег и выкупились на свободу: они могли уехать от Демидовых и начать новую жизнь на новом месте, но они остались на прежнем месте в Нижнем Тагиле и на прежних условиях работы, зато строили паровозы. Это личный выбор частных людей. Однако, если государство для всего общества выбирает неволю, это приводит к стагнации и в итоге к поражению, в том числе и экономическому. Экономика — финансовое измерение общества, и для неё, как и для общества, неволя — зло.
Легче разведать новые месторождения нефти, чем всю энергетику планеты перевести на солнечную энергию. Нефть — аналог неволи, солнце — аналог свободы
Вопросы.
1. Вы пишете: «Если будет свобода, держава рванёт вперёд». А как быть с «народишко-то дрянь»? Потянем рывок, будучи свободными? В обратную сторону не рванём?
2. Были свободными те, кто когда-либо смог успешно рвануть? Или всё-таки из-под палки рвали?
1. «Народишко-то дрянь» всегда. Общество двигают вперёд 5–7 % активного населения — это всегда и во всех социумах, не только в России. Для этих процентов и нужна свобода. Но она невозможна без свободы для всех вообще. Пётр I попробовал найти «русский путь»: создал свободную пассионарную элиту — дворянство (эти самые 5–7 %), оставив «народишко» в рабстве. Управляя «в ручном режиме», Пётр добился очень многого. Но без Петра элита деградировала: занялась набиванием карманов и дворцовыми переворотами. Результат — пугачёвщина, бунт нации против элиты. Потому что в рабском обществе свободная элита не исполняет своих функций.
А «рывок назад» возможен в свободном обществе, лишённом элиты, которая формулирует ценности и цели. Так было в 90-е.
2. «Рвали вперёд» по-разному — и без палки, и с палкой. Вопрос в содержании «рывка». В ВПК или тяжёлой металлургии можно «рвать вперёд» и в рабском состоянии. Но ведь танк вы на тарелку не положите и штаны из стального проката не сошьёте. В той области жизни, которая близка всем, — в бытовом комфорте — рабство никогда не сделает «рывка». А бытовой уровень и есть среда обитания непосредственных «свободы личности», «чувства собственного достоинства», «прав человека» и так далее, без которых нормального общества не бывает. Джинсы Levi’s нанесли СССР более сокрушительный удар, чем все коварные планы Госдепа и ЦРУ.
