Быстрее С. - [31]
– Подпишите, пофалуста! – клянчит одна из них, протягивая Ивану блокнот, с обложки которого скалится Мэрилин Мэнсон. Поклонники великого и ужасного слушают хип-хоп?
AC/DC в моей голове уже добрались до припева.
«I’m on the highway to hell».
Смешно, но Мэнсон, кажется, в свое время перепел этот хит, правда, на мой взгляд, довольно занудно.
«On the highway to hell».
Шикарное совпадение! Я не могу сдержать улыбки.
«Highway to hell».
– Пофалуста! – копируя девчонку, совершает быстрый росчерк в блокноте Иван и отдает его обратно.
Счастливые детишки радостно упархивают в сторону лифтов, а мы наконец покидаем здание.
«I’m on the highway to hell»!
Пять часов вечера. Узкая улочка запружена машинами, а вот людей практически не видно. Ветер гонит по тротуару скукожившиеся листья. Я оглядываюсь по сторонам.
– Едем? – спрашивает Иван, взявшись за ручку двери нашего авто.
Из-за угла выворачивает видавший виды жигуленок цвета «темный баклажан». Пыльный кузов, немного помятое правое крыло, какая-то игрушка на веревочке, подвешенная на зеркало заднего вида. Такие автомобили останавливаются везде и везут вас хоть к черту на кулички.
– Подожди!
Я выхожу на обочину, поднимаю руку, и уже через мгновение рядом со мной останавливается чудо отечественного автопрома. Водитель сам услужливо открывает пассажирскую дверцу.
– До «Смоленской»! – говорю я.
Парень за рулем, облаченный в светлую футболку с пятнами пота под мышками и видавшие виды джинсы, радостно кивает, даже не назвав цену. Кризис! Из одного конца города в другой можно попасть за триста рублей.
– Иван, пусть Андрей едет на место один, а ты давай садись.
– Ты офигела! – говорит Иван, не в силах оторвать руку от ручки своей холеной тачки.
Музыка в моей голове не смолкает.
На мгновение я представляю Сереброва в коротких шортиках Ангуса Янга с гитарой в руке. Получается неплохо.
– У нас уговор! – напоминаю я. – Считаю до трех и сваливаю.
Иван закатывает глаза, потом говорит что-то Андрею поверх опущенного стекла и направляется ко мне.
– Смерти моей хочешь! – ворчит он, усаживаясь на заднее сиденье.
– А кто же мне тогда будет платить зарплату? – я пролезаю следом в узкое, захламленное газетами и пустыми полиэтиленовыми пакетами пространство.
Водитель давит на газ, и, сопровождаемые скрежетом каких-то деталей, мы едем в сторону Садового кольца.
«I’m on the highway to hell».
Правило второе – никогда не возвращаться тем же путем, каким приехали.
– Ты уверена, что в этом мусоровозе с нами ничего не случится? – интересуется Иван шепотом, брезгливо оглядевшись. Обычный мусоровоз – истертые чехлы, некогда бывшие плюшевыми, грязные коврики, отсутствующие ручки стеклоподъемников на задних дверцах.
«Highway to hell».
– Ну подхватим какую-нибудь заразу, – веселюсь я. – Подумаешь!
«I’m on the highway to hell».
Наш пилот явно мечтает о карьере гонщика. На повороте он выскакивает на проспект под носом у большого внедорожника и, не сбавляя скорости, мчит вперед. На зеркальце заднего вида, повешенный на шнурке, болтается пластмассовый скелет.
«Highway to hell».
Иван, ухватившись за ручку дверцы, кажется, пытается медитировать. На проспекте столпотворение, все играют в увлекательную игру «Попробуй обгони!».
– Не переживай, я рядом, ты в полной безопасности, – говорю я с улыбкой. Интересно, сама-то я верю в сказанное?
«I'm on the highway to hell».
Человек слева от меня молча показывает мне средний палец.
«Highway to hell».
Я откидываюсь на сиденье и наслаждаюсь поездкой. Наконец, когда мы чудом проскакиваем между двумя автомобилями и пару раз грубо нарушаем правила движения, впереди появляются высотки Смоленской площади.
– Нам возле метро, – говорю я.
– Какого метро? – спрашивает Иван не своим голосом.
– Обычного. В Москве есть метро.
– Я не поеду на метро!
– Я поеду, и ты поедешь! – отрезаю я.
Иван пытается что-то мне возразить, но деваться ему все равно некуда.
Между тем яростные гитарные запилы у меня в голове закончились, и Бонн Скотт снова заводит свое: «I'm on the highway to hell».
Странная история. Человек давно умер, а мы продолжаем слушать, как его голосовые связки рождают звук.
Водитель пытается перестроиться в правый ряд. Рядом кто-то яростно сигналит. Интересно, сколько процентов автомобилистов Москвы действительно умеют водить?
«Highway to hell».
Наконец мы оказываемся в зоне досягаемости тротуара. Повиляв немного, чтобы удачнее притормозить, наш драндулет останавливается.
– Ты платишь! – говорю я Ивану.
Тот молча лезет в карман за портмоне и извлекает оттуда пятисотрублевую банкноту.
– Хватит? – спрашивает он у парня за рулем.
Тот, обалдев от щедрости пассажиров, радостно кивает.
– Да, да, хватит! Спасибо!
– Ты явно его лучший клиент за день, – говорю я, открывая дверцу.
– Подождите! А это не вы? – спрашивает неожиданно водитель, когда мы уже почти покинули салон.
– Нет, это не я, – говорит Иван и хлопает дверцей.
«I’m on the highway to hell».
Стараясь идти как можно быстрее, Иван в два шага пересекает тротуар и, не глядя по сторонам, словно преступник в розыске, ныряет в высокие деревянные двери станции. Я спешу за ним.
«Highway to hell».
Гитара напоследок выдает витиеватый пассаж и затихает.
Однажды пятеро столичных бездельников становятся драг-дилерами нового поколения – начинают продавать своим богатым клиентам чистейший наркотик, их собственный адреналин. Впрочем, главной целью развлекательного агентства «Адреналин» является не просто получение прибыли, но и тот драйв, который избавил от скуки самих главных героев. Однако погоня за деньгами и острыми ощущениями может стоить жизни организаторам забавы.
В Москве действует некий Скупщик — темный демон, который скупает таланты разочаровавшихся в успехе людей взамен на деньги и славу. Скупщика преследует галерист Илья Свирин — и в багажнике Ильи есть святая вода и деревянный крест. Но что именно нужно художнику от Демона?
Однажды пять не особо удачливых человек по собственной глупости… умерли. Если вы думаете, что это финал истории, вы ошибаетесь – это ее самое начало. По ту сторону бытия, в странном месте под названием «Сортировочная», погибшим было предложено – отправиться дальше, в неизведанное, или попытаться отработать собственное «непреднамеренное самоубийство». Теперь пятерка «ходячих мертвецов» возвращается на Землю, чтобы спасти от случайной гибели таких же, как они, идиотов. Содержит нецензурную брань.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
О чем эта книга? Об американских панках и африканских нефтяниках. О любви и советском детстве. Какая может быть между всем этим связь? Спросите у Вадика Гольднера, и он ответит вам на смеси русского с английским и португальским. Герой нового романа Александра Стесина прожил несколько жизней: школьник-эмигрант, юный панк-хардкорщик, преуспевающий адвокат в Анголе… «Троя против всех» – это книга о том, как опыт прошлого неожиданно пробивается в наше настоящее. Рассказывая о взрослении героя на трёх континентах, автор по-своему обновляет классический жанр «роман воспитания».
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)