Былое — это сон - [12]

Наверное, так говорить опасно, но, очевидно, он выражал мнение многих, которые были более осторожны.

Не знаю, была ли Сусанна похожа на Агнес. Может, и была, но ведь случайное сходство еще ничего не значит. Лишь много времени спустя после первой встречи с Сусанной я вдруг однажды ночью понял, чем она меня захватила. В ту ночь я долго не мог уснуть. Ты, наверно, знаешь, иногда на грани сна у человека возникают галлюцинации. Я услышал сдавленный смех и вскочил: это был смех Агнес!

Я сидел на постели, уставившись в пространство. В последний раз я слышал этот смех тридцать лет назад, и вот опять.

И вдруг я вспомнил, что слышал этот смех совсем недавно. Так смеялась Сусанна, это было в кафе «Уголок», где я и увидел ее в первый раз, — она зашла туда за Гюннером и Гюллан, которые ждали ее там.

Ты прочтешь эти строчки не раньше, чем станешь взрослым мужчиной. А может быть, никогда. Я услыхал смех Агнес — в ту ночь мне было уже не до сна.

Неизвестно, отчего вдруг разгорается в нас любовный пожар. Сам, наверное, знаешь. Пожар может разгореться от чего угодно, — другой останется равнодушным, а вот ты распалишься так, что уже ничего не сможешь с собой поделать.

В ту ночь я понял, что хочу Сусанну, хочу во что бы то ни стало. И я знал, что никакие препятствия не остановят меня.

Мы порой рассуждаем, почему влюбились в ту или иную женщину. Это праздные рассуждения, но я-то знаю, почему мне понадобилась именно Сусанна. Мне было безразлично, кто она, как выглядит и сколько ей лет. Она через много лет вернула мне смех Агнес, — так ветер вдруг донесет до тебя какой-нибудь запах, и ты остановишься, охваченный желанием удержать его. С той ночи меня стали преследовать эротические фантазии, связанные с Сусанной; прежде я легко справлялся с такими вещами, но тут оказался бессилен. Я был как животное, которое, подчиняясь инстинкту, идет навстречу своей суженой, идет напролом, вопреки собственной воле и невзирая ни на какие препятствия, движимый какой-то магнетической силой. Агнес вернулась ко мне.

Позже оказалось, что мы и духовно близки друг другу. Ведь любовь и есть интеллектуальная близость с той, которая заставляет кипеть твою кровь. Люди обычно не понимают, как важно сочетание духовной и физической близости, если сами этого не испытывали. Но в нем скрыто чудо.

— То, что мы делаем, наверно, неверно, — сказала Сусанна в тот вечер, когда стала моей.

Я запомнил эту фразу из-за ее «наверно, неверно». Она улыбнулась, сказав это, чтобы смягчить собственные слова. Наверно, неверно или, наверно, верно — теперь уже отступать не было смысла. Что такое порочность? Я все меньше и меньше верю в ее существование. Прежде всего это угрызения совести. Порочность, которая украшает жизнь, которая навсегда сохраняет яркость красок, не может отталкивать. Не так-то легко быть порочным. Гораздо легче укрыться моральными принципами и в стаде моралистов пастись за этой оградой.

Я моральный человек. Этого никто не станет отрицать. Я люблю Сусанну и мог бы вызвать ее сюда. И никто не посмел бы назвать ее аморальной, потому что у меня есть деньги.

Я тоскую по тебе, Сусанна.

Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что ложь была ее естественной стихией, но при этом она надеялась, что человек окажется достаточно сообразительным и отыщет зерно правды в ее забавных рассказах. Она лгала не для того, чтобы представить себя в ином свете… по крайней мере, пока не решила погубить Гюннера. О себе она говорила даже чересчур откровенно. Правдолюбивая обманщица, неравнодушная к мужчинам, — вот такой была Сусанна.

Гюннер много пил. Даже слишком много, и я думаю, что виновата в этом Сусанна. Однажды вечером мы довольно долго сидели с ним вдвоем, только он и я, — это было еще до того, как у нас с ней все началось, — он поднял отяжелевшую голову и мрачно сказал:

— Я всегда чувствую, когда меня обманывают.

Я промолчал; так и не знаю, сознательно ли он произнес эти слова. В начале вечера я спросил у него, где Сусанна, но он сделал вид, будто не слыхал вопроса.

Среди незадачливых художников бытует мнение, будто деловой человек не может быть одаренным. Это не имеет никакого значения, но все-таки мне приятно, что для Гюннера человечество не ограничивалось небольшой кучкой художников. Он ничего не говорил мне на этот счет, — это было бы неумно, а он никогда не говорил глупостей, — но он охотно общался не только с художниками. Его лучшим другом был торговец трикотажными изделиями.

Несколько раз я ссужал Гюннера деньгами, наши счета в кафе оплачивал тоже я. Но с определенного времени он стал сам платить за себя и уже редко занимал у меня деньги. Больше я не заметил ничего. Раскаиваюсь ли я? Не знаю, в Норвегии меня не покидало чувство, что я живу безответственно. Эта поездка обошлась мне в двенадцать раз дороже, чем я предполагал. Я так раскошелился потому, что оставил там человека, которому придется платить за последствия. Конечно, я не потратил бы столько денег, если б в Норвегию в это время не пришли немцы. Я выписал в пользу обороны Норвегии такой большой чек, какого в жизни не выписывал.

Мне приходилось слышать о счастливых браках, но обычно лишь один из супругов утверждал, что они счастливы. Не помню случая, чтобы это утверждали оба. А при ближайшем рассмотрении всегда выяснялось, что они лгут.