Былое — это сон - [115]

Бьёрн Люнд однажды явился ко мне в отель, и мне пришлось принять его. Он был твой дед, но это ничего не меняло. Думаю, он просто подкараулил меня, потому что вошел сразу же вслед за мной без доклада портье.

В тот день на нем не было нацистского значка, но он только что опубликовал в норвежской немецкой газете пространную статью о новых временах и восходящем солнце. Он не умел писать, люди смеялись. Бьёрн Люнд, изучавший вопрос о популярности и знавший ей цену, совершил промах. Он и сам это понимал.

Был июнь. Союзники уже давно покинули нашу страну. Король и правительство сидели в Лондоне. Появились первые признаки нелегальной работы — большей частью письма отдельных лиц, написанные на машинке или размноженные на ротаторе. Распространялись фотографии сожженных городов. Это было в дни Административного совета, обе партии выжидали. Как раз в то время, когда нас пичкали наглой ложью, я вспомнил о древнем требовании, гласившем, что между государствами должны соблюдаться те же этические нормы, что и между отдельными людьми. А как было в действительности? Немцы следовали логике, которую мы называем женской и которая, судя по моему опыту, была особенно характерна для Сусанны. Подобно ей, они то давали клятвы, то нарушали их, если им было выгодно, и все это с пафосом, растроганные собственным благородством в данное историческое мгновение, чуть не рыдая над своим великодушием.

Я видел, что Бьёрн Люнд пришел по какому-то делу. Он не мог замаскировать это болтовней о посторонних вещах. Болтовня имела свою цель, я это скоро понял. Он хотел сбить меня с толку. И он был совершенно трезвый.

Я ждал, что он заговорит о Йенни, но он весело заговорил о Сусанне:

— Вот мошенник! А кто утверждал, что у него с ней ничего нет? Теперь один только Гюннер пребывает в неведении, хе-хе, старая история. На днях я спросил у Сусанны, правда ли это. Конечно, ответила она, Джон Торсон — заместитель Гюннера.

Я услышал интонацию Сусанны, она действительно могла так сказать. Он продолжал:

— Как-то ночью я встретил Гюннера на Драмменсвейен, он изрядно нагрузился. Иногда он пускался бегом. Я крикнул: «Эй, Гюннер, за чем бежишь?» — «За правдой, — ответил он, — за правдой!» Ха! Бегать за правдой по Драмменсвейен! Вот уж где он ее не найдет!

Сейчас начнется, подумал я.

— Йенни так ждала весны, ей хотелось снова поехать на глухариную охоту. Да вот сорвалось.

Я промолчал.

Бьёрн Люнд забарабанил пальцами по крышке стола. Я вспомнил, что он даже не попросил выпить. Может, не хотел рисковать, боялся, что откажут?

— Черт бы побрал этих женщин! — сказал он, и я услыхал, что он слегка подражает голосу Сусанны. — Великих, незаурядных женщин, которые не желают тратить жизнь на чистку картошки. Им подавай большие задачи, они хотят самоутвердиться, хотят осчастливить человечество. И, посвятив нас в свои цели, уходят к другому, чтобы отныне чистить картошку только для него.

Я молчал. Тот, кто встречает молчание, впустую растрачивает силы.

— Да-а-с, — произнес он, — оказывается, они жаждали обновления, им нужно было поглядеть, как другой мужчина будет есть очищенную ими картошку.

Я откинулся в кресле и не спускал с него глаз. Скоро он перейдет к делу. Непринужденность его была наигранная, прежде ему не требовалось напускать ее на себя.

Вдруг он посмотрел мне прямо в глаза и некоторое время не отводил взгляд, словно хотел загипнотизировать меня. Я глядел на него и ждал.

— Разница между тобой и мной заключается в том, — голос его поднялся тоном выше, я знал эту его манеру, — что тебя события подхватывают и выносят совсем не туда, куда ты хочешь! «Ибо не понимаю, что делаю, потому что не то делаю, что хочу».

Я не удержался и прервал его:

— Вот уж не думал, что ты так силен в Священном писании!

Он отмахнулся.

— А я сам направляю события и решаю, куда они должны привести!

Подобные проповеди никогда на меня не действовали. Я промолчал.

Некоторое время он разглядывал свои руки.

— Что, собственно, ты делал в Гране прошлой осенью?

Я знал, что он заговорит о деле. Значит, его интересует Йенни, и он хочет начать от печки.

— Мне сейчас некогда, — сказал я. — Придется тебе зайти в другой раз.

Теперь в его глазах проглянул прежний Бьёрн Люнд.

— Послушай, давай сбросим маски! Мне интересно, когда ты приехал в Осло?

— Какие еще маски? Когда я приехал в Осло?

— Да. Когда ты первый раз поселился в этом отеле?

— Второго марта тысяча девятьсот тридцать девятого года. А почему тебя это интересует?

— Да потому, что не второго, а третьего.

— Хорошо, пусть будет третьего. Какая разница?

— Ты прибыл из Ньюкасла на «Черном принце»?

— Да. Может, ты хочешь…

— Нет, — сухо сказал он, — не хочу. А вот не можешь ли ты достать мне пятьдесят тысяч?

Я с облегчением рассмеялся.

— Нет, не могу.

Он облизнул губы.

— По-твоему, слишком много?

— Признаться, да. Ты и так должен мне почти две тысячи. — Я решил потихоньку перейти в наступление: — Ты бы никогда не получил их, не будь ты отцом Йенни.

— Полагаю, она того стоит, — протявкал он в ответ. — А вот ты мне скажи, где ты провел ночь на третье марта?

Я всерьез заинтересовался, что ему надо, мне было любопытно.