Было ли счастье? - [13]

От Гая не ускользнуло ничего. Он заметил все, что она испытывала, так неосторожно приблизившись к нему, что-то неуловимое пробежало по его лицу, его темно-карие глаза как будто стали еще темнее. Марни затаила дыхание — в надежде, что ее призыв дошел до его сердца, в страхе, что он сейчас заговорит о том, в чем она ему не сможет отказать.

— Пожалуйста, охрипшим голосом проговорила она. — Забудь о своей неприязни хотя бы на этот раз — ради Клэр!

Было видно, что он колеблется — в ее глазах мелькнула надежда, — но он лишь еще ниже, склонил свою голову и произнес тихо, но твердо, так, чтобы у нее не оставалось сомнений относительно его намерений:

— А ты, Марни? Ты готова забыть о своей неприязни ради милой Клэр?

Ее бешено колотящееся сердце сжалось, по телу прошла дрожь. Она стояла, не шелохнувшись, не отводя взгляда от его сурового смуглого лица, спрашивая себя, почему у нее хватило глупости думать, что на этот раз ей удастся переиграть его. В конце концов, Гай достаточно ясно дал ей понять, чтобы она больше не обращалась к нему с просьбами, если не желает платить за это. Она же знала, что он никогда не бросает слов на ветер. Именно поэтому он и стал тем, кем был сейчас. Вот оно, его полное нежелание идти ни на какие компромиссы, даже когда дело идет о его жизни, с горечью подумала она. Разумно это или нет, но Гай делает только то, что хочет сам.

Отпустив его руку, она с трудом отступила назад, чувствуя, как дрожат ее ноги, затем отвернулась, чтобы не видеть выражение торжества в его глазах, когда она даст ему ответ.

— Да, — прошептала она, — я готова на это.

К ее удивлению и полному недоумению, хотя она только что уступила ему и согласилась на то, о чем он умолял ее всё эти четыре года, Гай тоже отвернулся от нее и подошел к окну.

— Насколько готова? — спросил он, не поворачивая к ней головы при этом дополнительном вызове.

Она не могла отвести взгляда от его темной мускулистой спины.

— Что бы ты ни попросил… — проговорила она. — Что бы ты ни попросил за это.

— Тебя, — он повернулся к ней, глядя на нее холодно и жестко, как умел смотреть. — Я хочу вернуть тебя обратно.

Она ждала этого. Она ехала сюда, прекрасно понимая, что именно этого он от нее и потребует. Так почему же она чувствовала, как отхлынула кровь от лица, как больно сжалось ее сердце, так что перехватило дыхание, и ей пришлось бессильно опуститься на диван.

— О господи, Гай, — с трудом прошептала она. — Я, наверное, не смогу!

Если и до этого он казался ей отстраненным, то ее тихий вскрик, казалось, вызвал у него полное отчуждение. Было впечатление, что перед ней холодная гранитная статуя без чувств, без нервов.

— Я же предупреждал тебя, чтобы ты меня не впутывала в дела своего брата, — резко сказал он. — Я также помню, что предупреждал тебя о том, что срок моей так называемой епитимьи за то, что причинил тебе горе, уже истек, — он перевел дыхание и увидел, как она обхватила себя руками, чтобы унять дрожь, как бы обороняясь от его слов. — Пора выйти наконец из этого тупика, в котором мы оба застряли, Марни!

— Но я больше не принадлежу тебе! — воскликнула она.

— Ты всегда принадлежала мне! — бросил он, наконец, сдвигаясь с места и приблизившись к ней. Казалось, он готов взорваться от охватившего его напряжения. — Единственное, что ты сделала сегодня, это избавила меня от необходимости что-то изобретать, чтобы вернуть тебя!

— Используя Джеми? — сказала она. — Используя слабого для помощи сильному?

Гай коротко кивнул головой, совершенно не обидевшись.

— Точно так же, как и Джеми использует твою силу, чтобы подпереть свою собственную слабость, Марни. Так что, это еще как посмотреть, моя дорогая.

— А Клэр?

— Клэр — это твоя слабость, Марни, — заявил Гай, — не моя. И даже не Джеми. Интересно, отчего это?

Марни отвела взгляд от его проницательных глаз, не желая признаваться в этой слабости, которую она действительно питала к своей невестке.

— Так в каком же качестве я должна стать твоей собственностью на этот раз, Гай? — с горечью спросила она, понимая, наконец, и признавая, что полностью находится в его власти. Она подняла голову, чтобы он увидел выражение холодного презрения на ее лице, которое, в свою очередь, заставило его помрачнеть. — Жены или любовницы? — продолжала она. — Дело даже не в том, которая из нас будет играть большую роль в твоей жизни, — добавила она, желая его уязвить, — но твой отец не согласится ни на что другое, кроме как на официальный брак между нами, и ты это прекрасно знаешь.

— Ну, значит, ради моего отца, — пожал он плечами, как будто для него это не имело никакого значения, — мы опять станем мужем и женой — в сущности, за эти четыре года я и не расценивал иначе наши отношения, — добавил он сухо.

Марни презрительно скривила губы.

— Если учитывать твое поведение за эти четыре года, как и за то время, что мы были в браке, Гай, то тебе уже можно было бы раз двадцать предъявить обвинение в супружеской измене, — она вызывающе взглянула на него. — А может быть, не двадцать, а тридцать или даже сорок?

— Дрянь! — воскликнул он. — И ты еще о чем-то там говоришь! Место жены — рядом с мужем, ее задача — согревать его постель и удовлетворять его потребности! А твое пренебрежение всем этим не дает тебе права интересоваться тем, каким образом я удовлетворяю свои потребности, причем ни сейчас, ни в будущем!