Былины - [61]

И безумница ле навалилася,

Ле невежа нашла да небылым слово́м?»

Говорит ему Авдотья Блудова жена:

«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!

Мне-ка место от князя всё было по вотчины;

Меня пивным стаканом не обносили,

И чары с зеленым вином да всё в доход дошли;

И не пьяница и не надсмеялася,

Ни безумница не навалилася,

Ни невежа не нашла и небылым словом.

Нас было на пиру да только две вдовы:

Я одна была Авдотья Блудова жена,

А друга была Офимья Чусова жена.

Наливала я чару зелена вина,

Подносила Офимьи Чусовой жены;

Я сама говорила таково слово:

«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жена!

Ты прими у мня чару зелена вина,

Да ты выпей чарочку всю досуха.

У меня есть Хотенушко сын Блудович,

У тебя есть Чейна прекрасная.

Ты уж дашь, ле не дашь или откажешь-то?»

Еще в та поре Офимья Чусова жена

Приняла у мня чару зелена вина,

Сама вылила мне да на белы груди,

А облила у мня портище во пятьсот рублей;

Да сама говорила таково слово:

«Уж ты ой еси, Авдотья Блудова жена!

Да муж-от был да у тя Блудище,

Да и сын-от родилося уродище,

Уродище, куря подслепоё.

На коей день гренёт, дак зерна найдет,

А на тот-де день да куря сыт живет,

На коей день не гренёт, зерна не найдет,

А на тот-де день да куря голодно».

Еще в ту пору Хотенушко сын Блудович,

Воротя-де он своя добра коня,

Он поехал по стольному по городу.

Он доехал до терема Чусо́вьина.

Он ткнул копьем да в широ́ки ворота,

На копьи вынес ворота середи двора, —

Тут столбики да помиту́сились,

Часты мелки перила приосыпались.

Тут выглядывала Чейна прекрасная

И выглядывала да за окошечко,

А сама говорила таково слово:

«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!

Отец-от был да у тя Блудище,

Да и ты родился уродище,

Ты уродище, куря подслепоё:

Ты уж ездишь по стольному-ту городу,

Ты уж ездишь по городу, уродуешь,

Ты уродуешь домы-ти вдовиные;

На коей день гренёшь, дак зерна найдешь,

Ты на тот-де день да, куря, сыт живешь;

На коей день не гренёшь, зерна не найдешь,

А на тот де день, да, куря, голодно».

Он и шиб как палицей в высок тере́м, —

Он и сшиб терем да по окошкам здолой,

Едва чуть она за лавку увалилася.

Еще в та поре Офимья Чусова жена,

Идет Офимья со честна пиру,

Со честна пиру да княженецкого,

А сама говорит да таково слово:

«Кажись, не было ни бури, ни па́дёры,

Мой домишко всё да развоёвано».

Как стречат ей Чейна прекрасная,

А сама говорит да таково слово:

«Уж ты мать, моя мать и восударыня!

Наезжало этта Хотенушко сын Блудович;

Он ткнул копьем да в широки ворота,

На копьи вынес ворота середи двора, —

Тут столбики да помитусились,

Часты мелки перила да приосыпались.

Я выглядывала да за окошечко

И сама говорила да таково слово:

«Уж ты ой еси, Хотенушко сын Блудович!

Отец-от был да у тя Блудище,

И ты родилось уродище,

Ты уродище, куря подслепое:

Ты уж уж ездишь по стольному-ту городу,

Ты уж ездишь по городу, уродуешь,

Ты уродуешь домы-ти вдовиные».

Он и шиб как палицей в высок терем, —

Он сшиб терем да по окошкам здолой,

Едва чуть я за лавку увалилося».

Еще тут Офимьи за беду стало,

За велику досаду показалося.

Ушла Офимья ко князю ко Владимиру,

Сама говорила таково слово:

«Государь князь Владимир стольнокиевский!

Уж ты дай мне суправы на Хотенушка,

На Хотенушка да сына Блудова».

Говорит князь Владимир стольнокиевский:

«Уж ты ой еси, Офимья Чусова жена!

Ты, хошь, и тысячу бери, да хошь, и две бери:

А сверх-де того да сколько надобно.

Отшибите у Хотенка буйну голову:

По Хотенки оты́ску не будет же».

Еще в ту пору Офимья Чусова жена

Пошла-понесла силы три тысячи,

Посылать трех сынов да воеводами.

Поезжают дети, сами плачут-то,

Они сами говорят да таково слово:

«Уж ты мать, наша мать и восударыня!

Не побить нам Хотенка на чисто́м поли́

Потерять нам свои да буйны головы.

Ведь когда был обсажен да стольный Киев-град

И той неволею великою,

И злыми погаными татарами, —

Он повыкупил да и повыручил

Из той из неволи из великое,

Из злых из поганых из татаровей».

Пошла тут сила-та Чусовина,

Пошла тут сила на чисто полё;

Поехали дети, сами плачут-то.

Еще в та поре Хотенушко сын Блудович,

Он завидел силу на чистом поли,

Он поехал к силе сам и спрашиват:

«Уж вы ой еси, сила вся Чусовина!

Вы охвоча сила ли невольная?»

Отвечат тут сила вся Чусовина:

«Мы охвоча сила вся наемная».

Он и учал тут по силе как поезживать:

Он куда привороти́т, улицей вали́т;

Назад отмахнет, так целой площадью.

Он прибил тут всю силу до едного,

Он и трех-то брате́й тех живьем схватал,

Живьем схватал да волосами связал,

Волосами-то связал да через конь сметал,

Через конь сметал и ко шатру привез.

Ждала Офимья силу из чиста поля,

Не могла она силы дождатися.

Пошла наняла опять силы три тысячи,

Посылат трех сынов да воеводами.

Поезжают дети, сами плачут-то:

«Уж ты мать, наша мать и восударыня!

Не побить нам Хотенка на чистом поли,

Потерять нам свои да буйны головы».

Говорит тут Офимья Чусова жена:

«Уж вы дети, мои дети всё роженые!

Я бы лучше вас родила девять ка́меней,

Снесла каменье во быстру́ реку́, —

То бы мелким судам да ходу не было,

Больши суда да всё разби́вало».

Поехали дети на чисто поле.

Завидел Хотенушко сын Блудович,

Поехал к силе он к Чусовиной,

Он у силы-то да и сам спрашиват:

«Вы охвоча сила ли невольная?»

Отвечат тут сила всё Чусовина:

«Мы охвоча сила всё наемная».