Былины - [45]

А как принимается-то Глеб да единой рукой,

Еще хочет он пить да зелена вина;

А споткнулся его конь на ножечку на правую,

А сплескал-то чару зелена вина

А да за тою да гриву лошадиную.

Загорелась у добра коня да грива лошадиная.

А как тут да Глеб испугался жа,

А бросал-то чару на сыру землю;

Еще как тут мать сыра земля да загорелася.

А как разъярилось его сердце богатырское,

А стегал он добра коня да по крутым бедра́м;

Как поскочит его конь во всю-ту прыть да лошадиную

А как скакал с прыти его добрый конь да через стену городовую,

А состиг-то ей, Маринку, середи двора,

А отсек тут ей, Маринке, буйну голову;

А как тут Маринке и смерть пришла.

Смерть пришла ей да середи двора.

Данило Ловчанин

У князя было у Владимира,

У киевского солнышка Сеславича

Было пированьице почестное,

Честно и хвально, больно радышно

На многи князья и бо́яра,

На сильных могучих бога́тырей.

В по́лсыта бояра наедалися,

В по́лпьяна бояра напивалися,

Промеж себя бояра похвалялися:

Сильн-ат хвалится силою,

Богатый хвалится богатеством;

Купцы-те хвалятся товарами,

Товарами хвалятся заморскими;

Бояра-та хвалятся поместьями,

Они хвалятся вотчинами.

Один только не хвалится Данила Денисьевич,

Тут возго́ворит сам Володимир-князь:

«Ой ты гой еси, Данилушка Денисьевич!

Еще что ты у меня ничем не хвалишься?

Али нечем те похвалитися?

Али нету у тебя золотой казны?

Али нету у тебя молодой жены?

Али нету у тебя платья светного?»

Ответ держит Данила Денисьевич:

«Уж ты батюшка наш, Володимир-князь!

Есть у меня золота казна,

Еще есть у меня молода жена,

Еще есть у меня и платье светное;

Не́што так я это призадумался».

Тут пошел Данила с широка́ двора.

Тут возговорит сам Володимир-князь:

«Ох вы гой есте, мои князья-бояра!

Уж вы все у меня переженены,

Только я один холо́ст хожу,

Вы ищите мне невестушку хорошую,

Вы хорошую и пригожую,

Чтоб лицом красна и умом сверстна:

Чтоб умела русскую грамоту

И четью́-петью́ церковному,

Чтобы было кого назвать вам матушкой,

Величать бы государыней».

Из-за левой было из-за сторонушки

Тут возговорит Мишатычка Путятин сын:

«Уж ты батюшка, Володимир-князь!

Много я езжал по иным земля́м,

Много видал я королевишен,

Много видал и из ума пытал:

Котора лицом красна – умом не сверстна,

Котора умом сверстна – лицом не красна.

Не нахаживал я такой красавицы,

Не видывал я эдакой пригожицы.

У того ли у Данилы у Денисьича,

Еще та ли Василиса Никулична:

И лицом она красна, и умом сверстна,

И русскую умеет больно грамоту;

И четью-петью горазда церковному;

Еще было бы кого назвать нам матушкой,

Величать нам государыней!»

Это слово больно князю не показалося,

Володимиру словечко не полюбилося.

Тут возговорит сам батюшка Володимир-князь:

«Еще где это видано, где слыхано:

От живого мужа жену отнять!»

Приказал Мишатычку казнить-вешати.

А Мишатычка Путятин приметлив был,

На иную на сторону перекинулся:

«Уж ты батюшка, Володимир-князь!

Погоди меня скоро́ казнить-вешати,

Прикажи, государь, слово молвити».

Приказал ему Володимир слово молвити:

«Мы Данилушку пошлем во чисто поле,

Во те ли луга Леванидовы,

Мы ко ключику пошлем ко гремячему.

Велим пымать птичку белогорлицу,

Принести ее к обеду княженецкому;

Что еще убить ему льва лютого,

Принести его к обеду княженецкому».

Это слово князю больно показалося,

Володимиру словечко полюбилося.

Тут возговорит старой казак,

Старой казак Илья Муромец:

«Уж ты батюшка, Володимир-князь!

Изведешь ты ясного сокола —

Не пымать тебе белой лебеди!»

Это слово князю не показалося,

Посадил Илью Муромца во́ погреб.

Садился сам во золот стул,

Он писал ярлыки скорописные,

Посылал их с Мишатычкой в Чернигов-град.

Тут поехал Мишатычка в Чернигов-град

Прямо ко двору ко Данилину и ко терему Василисину,

На двор-ат въезжает безопасочно,

Во палатушку входит безобсылочно.

Тут возговорит Василиса Никулична:

«Ты невежа, ты невежа, неотецкий сын!

Для чего ты, невежа, эдак делаешь:

Ты на двор-ат въезжаешь безопасочно,

В палатушку входишь безобсылочно?»

Ответ держит Мишатычка Путятин сын:

«Ох ты гой еси, Василиса Никулична!

Не своей я волей к вам в гости зашел,

Прислал меня сам батюшка Володимир-князь

Со теми ярлыками скорописными».

Положил ярлычки, сам вон пошел.

Стала Василиса ярлыки пересматривать:

Заливалася она горючими́ слезьми́.

Скидывала с себя платье светное,

Надевает на себя платье молодецкое,

Села на добра коня, поехала во чисто поле

Искать мила дружка своего Данилушка.

Нашла она Данилу свет Денисьича;

Возговорит ему таково слово:

«Ты надежинька, надежа, мой сердечный друг,

Да уж молодой Данила Денисьевич!

Что останное нам с тобой свиданьице!

Поедем-ка с тобою к широку́ двору».

Тут возговорит Данила Денисьевич:

«Ох ты гой еси, Василисушка Никулична!

Погуляем-ка в остатки по чисту полю,

Побьем с тобой гуськов да лебедушек!»

Погулямши, поехали к широку двору.

Возговорит Данила свет Денисьевич:

«Внеси-ка мне мало́й колчан каленых стрел».

Несет она большой колчан каленых стрел,

Возго́ворит Данилушка Денисьевич:

«Ты невежа, ты невежа, неотецка дочь!

Чего ради, ты, невежа, ослуша́ешься?

Аль не чаешь над собою большего?»

Василисушка на это не прогневалась,

И возговорит ему таково слово:

«Ты надежинька, мой сердечный друг,

Да уж молодой Данилушка Денисьевич!

Лишняя стрелочка тебе приго́дится