Был настоящим трубачом - [7]

– Яшечкин, а вы могли бы встать и пойти на белых? – спросил мальчик, приподнявшись на локте. – В вас стреляют, а вы идете. Вперед. Но если вас убьют, то больше никого, никого не убьют. И война кончится. Победа!

– Спи, – сказал боец, видимо не зная, как ответить на эту фантазию мальчика. – Спи и не думай.

– А разве можно заставить себя не думать? – спросил мальчик и, не получив ответа, больше уже не приставал к своему спутнику с расспросами. Тем более что усталость начинала брать свое. Он закрыл глаза.

Яшечкин оглянулся и прикрыл мальчика краешком шинели. «А ведь малый прав. Каждый, кто идет вперед под пули, приближает победу. Только одним солдатом тут не обойдешься…»

Коте снилось огромное поле, на котором лежат раненые и убитые. И по полю медленно идет мама с кувшином и дает напиться тем, кто просит. На громоздкой серой кобыле появляется папа и кричит:

«Ты, Ксаночка, пои только красных!»

А мама отвечает.

«Белые тоже хотят пить».

«Они хотят Питер!» – говорит папа.

«Они уже ничего не хотят, – отвечает мама, – только пить. Только пить…»

И еще Коте снится, что он тоже лежит на этом поле, закрытый шинелью, которая колет щеку, и громко кричит:

«Мама, я тоже хочу пить!»

Но мама не слышит его голоса. И не видит его и проходит мимо.

Проснулся Котя оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо. Он открыл глаза: перед ним стоял боец, только не Яшечкин, а другой.

– Это что за флаг? – спросил незнакомый боец.

– Где Яшечкин? – вместо ответа спросил Котя.

– Что у тебя за флаг, спрашиваю?

Котя встал на ноги, огляделся. Он увидел Яшеч-кина – без винтовки, руки за спиной.

– Это французский флаг! – ответил Котя.

– Слышь, Хвилиппов, – сказал незнакомый боец другому бойцу, – хранцузский! (Вместо «ф» он говорил «х».) Интервенты, значит.

– Да русские мы! Красные! – угрюмо произнес Яшечкин. – Разве я похож на интервента?

– На кого ты похож – разберемся.

– Красные мы! – крикнул Котя.

– Молчи, барчук. Пшли на батарею. Хранцузы!..

6

Большой театральный фургон, на котором красовались пятиконечные звезды и горели слова «Смерть Юденичу!», мчался по проселочной дороге, переваливаясь с боку на бок и подпрыгивая на ухабах. Сидя на козлах, Котин приятель Икар подгонял лошадей. Уже грохот боя остался далеко позади, а Икар все не давал коням отдыха. Можно было подумать, что он крепко перетрусил и мчится куда глаза глядят, только бы подальше от боя.

Не захватил Икар и своих товарищей по театру. Бросил их на горящем вокзале.

Однако Икар не был трусом. Он не обратился в бегство, а, напротив, спешил к своей цели. Этой ненастной ночью, бросив фронтовой театр, он пробирался в деревню Панево, где на сеновале скрывался его брат – белый военлет поручик Воронов, сбитый красными.

Икар решил разыскать раненого брата и увезти его под прикрытием красных звезд в безопасное место. «Только бы найти его! Только бы успеть!» – думал Икар. Ведь попадись Виктор в руки красных, не будет ему пощады.

Уже светало, когда по правую сторону дороги стали вырисовываться избы. Деревня казалась заброшенной, вымершей. Во многих домах окна были заколочены. Видимо, их хозяева или воевали, или подались подальше от тревожной прифронтовой зоны.

Теперь фургон уже не мчался, а медленно двигался по деревне. Где здесь затаился брат? На каком сеновале? А может быть, его уже здесь нет? Икар натянул вожжи. Лошади встали. Юноша поднялся на козлах. Огляделся. Прислушался. Звуки боя замерли, словно война откатилась далеко-далеко. В предутренней тишине запела какая-то ранняя, пробудившаяся птаха. Ее голос был слабым и трепетным, как пламя свечи. Икар слушал эту трель, как бы доносящуюся из далекого детства. Неожиданно кто-то сухо закашлял. Икар повернулся на звук. Кашель долетел откуда-то не из дома, скорее всего – с огорода.

Икар бросил поводья и соскочил на землю. Кашель смолк. Но юноша успел определить направление. Он прошел мимо пустого заколоченного дома. За домом, на огороде, стоял какой-то сарай. Икар шел медленно. Густая роса мочила ботинки. Он дошел до сарая и опасливо приоткрыл ворота. Они заскрипели резко, словно кто-то провел гвоздем по стеклу. И сразу на юношу пахнуло теплым сенным духом.

– Стой! Ни с места! Буду стрелять! – Хриплый окрик заставил Икара вздрогнуть и замереть.

«Засада! – мелькнуло в сознании юноши. – Всё пропало!»

Ошеломленный неожиданным угрожающим окриком, Икар забыл, зачем он шел сюда. Он стоял, напряженно вглядываясь в глубь сарая, стараясь понять, кто угрожает ему оружием.

– Тебе что надо? Зачем сюда пришел? – снова зазвучал голос. – Если ты не один, учти, у меня есть граната!

– Я один, – сказал Икар.

Человек закашлялся. Потом сплюнул и сказал:

– Повернись к свету!

Его слова прозвучали как приказ, которого нельзя было ослушаться.

Икар повернулся. Теперь он впервые подумал о том, что хорошо бы резко прыгнуть в сторону и убежать. Трава высокая. Рядом дом. А за ним – фургон. Заржали кони. Они как бы звали Икара. Он уже напрягся для прыжка, как вдруг из глубины сарая послышался смех. Икар резко повернулся.

– Андрюшка! Брат! А я тебя принял черт знает за кого!

– Виктор! – удивленно пробормотал Икар, делая ударение на последний слог. – Ты?