Буйный Терек. Книга 2 - [154]
Булакович глядел на мечущиеся в дыму и пламени фигуры, смутно различая горцев и русских. Дым то заволакивал аул, то, растекаясь под ветром, открывал жестокую, страшную картину резни. Увлекаемый рвавшимися вперед солдатами, он незаметно для себя очутился на мечетской площади. Высокая трехъярусная башня, похожая на суживающийся кверху квадрат, возвышалась над гудеканом.
— Имам, ты должен уйти из аула. Русские окружили нас… Лучше, если б ты своевременно ушел, — сказал Шамиль, когда Гази-Магомеду донесли, что Гамзат разбит и отрезан, а чеченцы и даргинцы бежали.
— Я призвал народ к газавату, и я должен быть с ним.
— А если тебя убьют?
— Сейчас не время, брат мой Шамиль, думать об этом. Все мы смертны.
Мюриды радостными криками встретили Гази-Магомеда.
— Шамиль, возьми отсюда сколько можно бойцов и бегите вперед! Проклятые гяуры прорываются к площади, — крикнул имам.
Человек шестьдесят мюридов бросились за Шамилем к мечети, где с трудом сдерживали натиск русских горцы.
Взяв последний резерв, сто — сто двадцать человек, имам под огнем русских пушек перебежал улицу навстречу эриванцам, прорвавшим и вторую линию завалов.
Пожилой солдат в огромной потертой папахе, бежавший рядом с Булаковичем, застонал и, роняя ружье, свалился поперек дороги. Охваченные пылом боя, мимо пробегали другие, не останавливаясь и даже не глядя на упавшего товарища.
Прапорщик нагнулся над ним. Солдат еще был жив; широко открыв рот, он хрипло дышал, дергаясь всем телом.
— Вперед, вперед!.. Не задерживаться!.. — прогремело над ухом Булаковича.
Прапорщик выпрямился и поспешил дальше.
Солдаты уже хозяйничали в половине аула. Стреляли в оконца, швыряли внутрь дымно рвавшиеся ручные гранаты…
И опять команда «Вперед, вперед!» гнала их дальше, к мечети, к площади, к боевой аульской башне, где кипел бой.
Окраины Гимр были взяты русскими. Желтые, красные, синие околыши и погоны, папахи, бешметы и черкески — все перемешалось, а с тропинок сбегали и сбегали новые толпы солдат, заполняя обреченный, но все еще не покоренный аул.
Завалы были разрушены. Защитные стены, преграждавшие проходы между засеками, взорваны.
Уцелевшие мюриды отступали к саклям, бой растекался на отдельные стычки, весь аул стал местом рукопашной резни.
Шел уже седьмой час штурма, а Гимры еще были не полностью в руках русских.
Гази-Магомед, раненный пулей в плечо, не покидал поля боя. Отступая в глубь аула, он сдерживал русских, окружавших площадь. Натиск солдат был так силен, что мюридам, бившимся вместе с имамом, пришлось отойти к башне.
Гази-Магомед оглядел людей. С ним было не более сорока человек, остальные пали, защищая завалы.
Не лучше и на других участках. Всюду сверкали штыки и гремело русское «ура». Было ясно, что Гимры падут.
Мюридов осталось так мало, что через час некому будет защищать аул. Разрозненные группы то в одиночку, то по трое-четверо дрались тут и там, но их заливало солдатское море…
Русские стреляли вдоль улицы из захваченных саклей, из развороченных завалов. Две пушки, установленные на углу, ударили картечью слева от того места, где еще недавно шел рукопашный бой. Единорог и две ракеты свинцом и огнем брызнули по площади.
Мечеть, которую обстреляли гранатами, задымилась и медленно повалилась набок.
— В башню!.. Скорей!.. Русские заходят со всех сторон!.. — закричал кто-то.
На площадь ворвались егеря. Солдаты Тенгинского батальона отрезали небольшую группу мюридов.
— В башню! — крикнул Гази-Магомед, и шестнадцать оставшихся в живых защитников аула вбежали в старую темную башню, поднимавшуюся над площадью.
Гази-Магомед, Шамиль, чеченец Саид-бек из аула Гойты, андийский старшина Магома, будун аула Гимры Таштемир и мулла Бештемир-эфенди из аула Чох. Остальные десять из разных мест.
Мечетская площадь быстро заполнялась солдатами.
Вельяминов передвинулся еще ближе к центру Гимр, расположив свой штаб в северо-западной части аула.
Пулло, Клюге, генерал Сокольский, полковники Тарханов и Вревский методично, сакля за саклей, выбивали мюридов из дворов и подвалов.
Закапчивался восьмой час штурма Гимр. Кровавая драма подходила к концу, но выстрелы и взрывы гранат еще раздавались по аулу.
Булакович стоял возле разметанного ядрами завала, дописывая донесение в штаб.
Суматоха вокруг не затихала. Солдаты, опьяненные боем, охваченные сознанием победы, стреляли, кричали… Некоторые чему-то смеялись, неестественно громко перекликаясь между собой.
Орудия уже не били по Гимрам.
— Гляди, гляди, в башню побегли… поховались в башне. Эй, ребята, остерегись!.. — закричали солдаты, видя, как несколько мюридов, отстреливаясь, вбежали в башню.
Прапорщик перестал писать. Зрение не обманывало его, он ясно видел, что среди горцев, скрывавшихся в башне, был имам.
— Ховайтесь за сакли… ожгут гололобые! — закричали казаки появившимся на противоположной стороне площади солдатам.
Из башни грянули выстрелы, пополз пороховой дымок, из щелей и бойниц высунулись стволы ружей.
— Окружай с поднизу, с поднизу…
Три орудия били с близкого расстояния по башне. От нее отваливались куски щебня и ссохшейся глины, белесая известковая пыль поднималась и опадала там, куда врезалось ядро.
Настоящий том содержит в себе произведения разных авторов посвящённые работе органов госбезопасности и разведки СССР в разное время исторической действительности. Содержание: 1. Яков Наумович Наумов: Двуликий Янус 2. Яков Наумович Наумов: Тонкая нить 3. Яков Наумович Наумов: Схватка с оборотнем 4. Владимир Осипович Богомолов: В августе сорок четвертого 5. Александр Исаевич Воинов: Кованый сундук 6. Лев Израилевич Квин: ...Начинают и проигрывают 7. Герман Иванович Матвеев: Тарантул 8.
Эта история с приведениями началась в недавно освобожденном от немцев городке, а продолжилась в Тегеране. Кто же охотился на генерала Степанова и полковника Дигорского, которых назначили организовать поставки в русской зоне ответственности по ленд-лизу через Персию. Наверное, те, кто создавал разветвленную сеть агентов и диверсантов в Персии. И причем в этой истории оказалась английская журналистка Эвелина Барк, которая подарила при отъезде Дигорского в СССР свою детскую куклу. Художник Владимир Валерьянович Богаткин.
Хаджи-Мурат Мугуев родился в 1893 году в Тбилиси, в семье военного. Окончил кавалерийское училище. Участвовал в первой мировой, в гражданской и в Великой Отечественной войнах. В прошлом казачий офицер, он во время революции вступил в Красную гвардию. Работал в политотделе 11-й армии, защищавшей Астрахань и Кавказ в 1919—1920 годах, выполнял специальные задания командования в тылу врага. Об этом автор рассказывает в книге воспоминаний «Весенний поток».Литературным трудом занимается с 1926 года. Автор книг «Врата Багдада», «Линия фронта», «К берегам Тигра», «Степной ветер», «Буйный Терек» и других.В настоящую книгу входят четыре остросюжетные повести.
Исторический роман старейшего советского писателя Хаджи-Мурата Мугуева «Буйный Терек» посвящен очень интересной и богатой событиями эпохе. В нем рассказывается о последних годах «проконсульства» на Кавказе А. П. Ермолова, о начале мюридистского движения, о деятельности имама Гази-Магомеда и молодого Шамиля, о героических эпизодах русско-персидской войны 1827 года.
Эта история случилась так давно, что сегодня кажется нереальной. Однако было время, когда Россия участвовали в очередной войне за Багдад наравне с Англией и западными державами. 1915 год. Части регулярной русской армии стоят в Северной Персии и готовятся выступить против Турции, поддерживаемой Германией. Сотня есаула Гамалия получает секретное задание выдвинуться на соединение с частями англичан, увязшими на подходах к Мосулу. Впереди сотни километров пустынь Средней Азии и занятая турками Месопотамия. Но мужество и чувство долга русских казаков — гарантия того, что задание будет выполнено.
Имя Хаджи-Мурата Мугуева, которому в 1978 году исполнилось бы 85 лет, широко известно.В новый сборник включены лучшие военные произведения, как издававшиеся, так и сохранившиеся в архиве писателя. Это рассказы и очерки о гражданской войне, разгроме басмачества и о Великой Отечественной войне. Все они говорят о героизме и мужестве советских людей, о защитниках Родины.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.