Буйный Терек. Книга 2 - [131]

Опять наступило молчание.

— Знаете что, — предложил вдруг Небольсин, желая, чтоб прервался этот глупейший разговор и генерал ушел, — знаете что, мы коснулись таких интимных подробностей, что сейчас надо просто успокоиться и выпить по стакану вина. Ей-богу, оно лучше подействует на ваши нервы и голову, чем этот трудный, затянувшийся разговор.

Он был убежден, что этот непьющий, чинно-респектабельный петербургский чиновник откажется от такого армейского предложения, да к тому же сказанного тоном, каким бурбоны-прапорщики приглашали других скоротать вечерок за вином. Но, к его удивлению, Чегодаев с готовностью согласился.

— Спасибо, буду рад вашему гостеприимству.

— Се-е-ня! — поворачиваясь к двери, за которой, несомненно, находился его «верный Личарда», закричал Небольсин.

Спустя полминуты дверь приоткрылась.

— Изволили звать, Александр Николаич? — глядя невинными глазами на Небольсина, спросил Сеня.

— Вина нам, Сенечка, закуски какой-нибудь. А может быть, рому? — повернулся он к неподвижно сидевшему Чегодаеву.

— Можно и рому, — покорно согласился тот.

Пока Сеня приготовлял на стол, оба молчали, но было видно, что гость находится где-то далеко, во власти своих дум.

«Тяжело ему, бедняге», — с невольным сочувствием подумал Небольсин, глядя на подергивающееся лицо и беспокойные глаза гостя.

— Прошу, — наполняя серебряную чарку ромом, предложил он.

Чегодаев взял ее и разом, обжигаясь, с трудом выпил.

— Сеня, ты можешь быть свободен.

— Слушаюсь, Александр Николаевич, — ответил Сенька и плотно притворил за собою дверь.

Небольсин с удивлением и беспокойством увидел, как Чегодаев налил себе вторую стопку.

— Это крепкий, очень крепкий ром… Ямайский, — предупреждающе начал Небольсин.

— Ничего… сегодня можно… — отпивая больше половины чарки, сказал Чегодаев. — Я хочу выпить много, я… — он не находил слов.

— Ради бога, все перед вами. Только я знаю, что вы не пьете, как бы этот напиток не повредил вам… — осторожно предупредил Небольсин.

— Наоборот… как раз сегодня я хочу выпить так, чтобы я… вы… — опять не находя нужных слов, заговорил Чегодаев. Было видно, что какая-то мысль обуревает, его, но он не то стесняется ее, не то не находит нужных, точных, соответствующих слов.

— В таком случае, ваше здоровье, — сказал Небольсин.

Они чокнулись и разом допили свои чарки.

— Вы ешьте, — придвигая гостю сыр, копченую рыбу и чурек, угощал Небольсин.

— Съем, но только после третьей, — решительно произнес Чегодаев таким не свойственным ему тоном, что Небольсин внутренне усмехнулся.

Выпили по третьей, и, хотя было видно, что Чегодаев не умел пить, обжигал горло и крепкий ром глушил его дыхание, он все же еще раз залпом осушил свою стопку и только тогда, отломив кусочек соленого тушинского сыра, закусил им.

Небольсин с интересом наблюдал, как крепкий ром быстро действовал на чиновного петербургского гостя. Лицо Чегодаева покраснело, глаза заблестели, движения стали резче, а манера держаться — свободней.

Капитан отодвинул ром и налил Чегодаеву столового вина.

— Думаете, пьян его превосходительство? — усмехнулся гость. — Нет еще, но благодарю за заботу. Вы действительно славный человек, и в вас вполне может влюбиться любая светская дама, — чуть развязно сообщил ему Чегодаев и, подняв стакан с вином, вызывающе сказал: — Ваше здоровье, Александр Николаевич, только это еще не последняя… Я… я… сам замечу, когда будет таковая…

Они выпили еще и еще. Чегодаев почти ничего не ел, едва притрагиваясь к сыру. Наконец, после третьего стакана, он отставил вино в сторону, замолчал, задумался и, как бы позабыв о хозяине, тихо произнес:

— Да… дорогой мой, таковы-то дела…

Ничего не понявший из этой фразы Небольсин молча набил табаком вишневый чубук и собирался закурить от угольков, заранее принесенных в тазике Сеней.

— Знаете что, Александр Николаевич, давеча вы предлагали мне покурить, я отказался. Дайте сейчас. Хотя я редко курю, и только сигары и пахитоски, но сейчас… — он передохнул, было видно, что ром и вино уже достаточно опьянили его, — сейчас с удовольствием выкурю чубук.

— Вам какого табаку? Турецкого или Жукова? — с любезной готовностью спросил Небольсин.

— Какой покрепче? — поинтересовался Чегодаев.

— Да Жуков, конечно… Он попроще, но и покрепче будет.

— Его, пожалуйста…

Небольсин, понимая, что гость не столько пьян, сколько находится в душевном смятении, набил поплотнее жуковским табаком черешневый чубук и, раскурив его, передал гостю.

Чегодаев раз-другой затянулся, закашлялся и, чуть не поперхнувшись, одобрил:

— Крепкий… настоящий горлодер.

— Армейский, его все больше юнкера да прапорщики курят, — пояснил Небольсин, чувствуя, что все эти разговоры и манипуляции с табаком являются чем-то вроде прелюдии к разговору, который хочет начать и никак не решится Чегодаев.

— Юнкера любят курить его, запивая чихирем, а мы за неимением такового выпьем еще по чарке рома, — сказал капитан.

Чегодаев благодарно взглянул на него и охотно осушил свою стопку.

— Вы умный человек, Александр Николаевич, — робко и неуверенно начал он, — вы понимаете, что мне сейчас куражу не хватает… Спасибо… Меня не удивляет, что такая женщина, как Евдокси, полюбила вас…